«Звёзды» на АрбатеТеперь нас было трое и собраться вместе, чтобы совпадали дежурства, стало ещё сложнее, но выход быстро нашелся – совместная работа. Ольга дежурила только в анестезиологии, так как считала, что имела право на эту эту привилегию по причине долгой работы на одном месте. Мысленно я поддерживала
её в этом вопросе.. Мы же с Алькой брали себе дежурства по реанимации и старались подгадать так, чтобы пятница, суббота или воскресение выпадали выходными.
В эту субботу наша троица встретилась около колонн театра. Мы приехали слишком рано – никого не было; только пара художников поджидала клиентов для моментального рисунка, да та самая пожилая гадалка скучала в тени зонта, сложив на груди свои полные руки.
– Может, в «Открытке» посидим? У меня есть кроссворды, – предложила Ольга. Аля согласно кивнула, и мы пошли.
Столики в «Открытке» оказались практически все свободными, но у самой палатки собралась небольшая очередь. Буфетчица тоже, видимо, не проснулась: очередь к окошку хоть и состояла из трёх человек, но двигалась очень медленно. Наконец, я заглянула в квадратное окошко, встречаясь глазами с уже знакомой продавщицей:
– Три кофе, булочку с маком, две «Балтики» тройки и ром с колой…
В этот момент к ларьку подбежал какой-то мужчина и, бесцеремонно подвинув меня в сторону, заглянул в окошко.
– Простите, пожалуйста, очень тороплюсь. «Мальборо» мне..., – скороговоркой выпалил он и бросил деньги на блюдце для сдачи.
Я хотела возмутиться. Повернулась к наглецу, но слова гнева остались на губах: передо мной собственной персоной стоял Игорь Николаев – «звезда» телеэкранов, композитор и певец. Он на меня не обратил ровным счетом никакого внимания – забрал покупку и почти бегом удалился к машине, остановившейся прямо напротив входа в «Открытку».
– Простите. Иногда и так бывает! – извинилась за «звезду» буфетчица и поставила передо мной одноразовые стаканчики с кофе. Я взяла их, повернулась лицом к столикам и чуть не уронила кофе на пол, едва не столкнувшись со странным существом в чёрной юбке, чёрной шали, с плюшевыми ушами из-под встрепанных волос и разрисованным лицом. Первая мысль была, что это – городская сумасшедшая, эксцентричная бомжиха, но только когда «оно» ринулось к окошку, на моё место, я увидела хвост, торчащий из-под юбки, и поняла, что это актриса театра в гриме прибежала промочить горло.
– Они часто приходят в антракте, – прокомментировала увиденное нами буфетчица, выглянув из своего окошка, когда актриса ушла с территории кафе. – Чайника своего что ли у них нет, или столовой для артистов... Кто знает?...
Кофе закончилось очень быстро, но денег было в обрез: на весь вечер бы не хватило, поэтому пиво отправилось в сумочки ждать своего часа.
– Пошли по магазинам пошляемся? – предложила Аля.
Мы покинули«Открытку» и направились вниз по узкой улочке к Арбату, на ходу рассуждая – в какую сторону лучше отправиться, как вдруг проходящий мимо парень схватил меня за руку.
– О! Привет! – улыбаясь, воскликнул он и полез обниматься.
– Привет..., – я смотрела на него, силясь вспомнить – откуда он меня знает, не упуская из головы мелькающие мысли про карманников и заранее радуясь, что в моём кармане если он что и найдет, то только носовой платок.
– Ты Макара не видела? – спросил незнакомец.
«Уф… это один из знакомых Сережи!» – поняла я.
– Нет, не видела.
– Вы – куда?
– Да просто по магазинам пошляться.
– Хорошее дело. Хотите с нами посидеть?
– С кем это – с вами?
– Да ребята в кафешку сейчас придут. Пить с нами будете?
– А почему бы и нет? – Оля и Аля чуть ли не одновременно закивали головами. Я бы отказалась: лучше всё-таки – по магазинам.
Не буду описывать посиделки. Скажу только, что из знакомых лиц не было никого, но те, кто сидел в кафе, к тусовке Паши имели какое-то отношение. Парня, что позвал нас, звали Аслан, а остальных я даже и не запомнила не то, что по именам – в лица не смогу узнать при повторной встрече.
Постепенно время приблизилось к концертному; мы с девчонками ушли к пяточку у Вахтангова, перед этим обменявшись телефонами с Асланом. Вернее, Аля с ним обменялась, а мы с Олей не стали. Зачем нам это?
На концерте Паши опять не было.
«Ну, где же он?!!» – вопрошала я сама себя.Несколько раз я слышала его имя, но в шуме, звучащем вокруг, разобрать, что именно было сказано, так и не смогла. Всё хотела подойти и переспросить ещё раз. Жаль, это оказалось невозможно.
«Пашка, где же ты?! Я так соскучилась!» – так мне хотелось прокричать на весь Арбат.
Любовь на работеЯ , конечно, слышала про любовные отношения на работе и даже бывала свидетелем неудавшихся романов, но чтобы вот такое повальное безобразие в рабочее время... А может раньше не обращала на это внимание?
Все началось с врача реанимации Татьяны Юрьевны и её любовника.
Когда я первый раз застала в коридоре около дверей реанимации обжимающуюся парочку, то можно сказать, не поверила своим глазам. Представьте себе – кафельные стены, дыхательные аппараты, тяжелейшие больные, шланги, капельницы, боль, кровь, лекарства, персонал сбивается с ног, и среди этой всей карусели врач, которая должна, как дирижер, руководить всем процессом, вместо этого предается интимным ласкам со своим любовником и ни где-то там в укромном местечке, а прямо около входной двери в отделение. Ни скрываясь, ни прячась и не стесняясь.... А ведь в любую секунду кто-то может войти... Неважно кто это будет – хирург ли придет навестить своего больного, лаборант ли за кровью или скорая закатит новое тело.
На мое удивление бывалые сотрудники сказали:
– А у нее так каждое дежурство. Мы привыкли.
Любовник у Юрьевны – непростой. Однажды он к ней примчался из Франции, прямо с самолета. Приволок с собой шампанское и конфеты.
Раньше я никогда такого вкусного шампанского не пила. Хотела запомнить название, но оно у меня выветрилось, как только был допит последний глоток.
Всё дежурство я вглядывалась в Юрьевну и пыталась понять, что в ней такого нашел богатый поклонник. Какая – то она вся облезлая, худая, волосенки редкие, всегда сальные; лицом на крысу похожа. А может, я смотрела на неё как женщина?
В тот день у Юрьевны опять гостил любовник. Сначала я наткнулась на них в бельевой, потом в ординаторской... Но это были не разовые неприятные сюрпризы, таким обещало быть всё дежурство.
Я поднялась наверх к анестезистам, потому что забыла свою сумку с едой в дежурке.
Комната анестезистов была закрыта. Я направилась в столовую опреблока, где горел свет, и застала одну из операционных сестер, сидящую на коленях хирурга. Они меня не заметили так, как были увлечены поцелуем. Не вспугнув их, я удалилась дальше искать Ольгу: она как раз дежурила по оперблоку.
Ольга вышла мне навстречу из лифта... Причем, не одна… За её спиной ослепительно улыбался Лешка Баканков.
– Леша? – удивилась я.
– Ты нас не видела, – шепнул заговорщецким тоном Леша, скрываясь за дверью дежурной комнаты.
Утром Ольга поймала меня в коридоре.
– Только никому не говори, что видела Лёшку. У нас с ним нет ничего, мы всего лишь разговаривали… Пристал он со своей любовью, – вздохнула Ольга. – Не нужен он мне… Мелкий ещё. Если бы на этом всё закончилось… Тем же утром я застала Алю в обнимку с молодым хирургом, которые ворковали в
дальнем углу опреблока, думая, что их никто не видит.
Они что все, сговорились что ли??!
ЮляУмеет и любит Арбат удивлять. Вот и в этот раз отсыпал своей щедрой рукой небольшую историю...
Едва я пришла с работы, едва успела снять туфли, как зазвонил телефон. Незнакомый и очень взволнованный женский голос спросил:
– Алло, это – Маша?
– Да, – я уже от одного звука голоса вся напряглась, от моментально нахлынувшей тревоги и ожидания плохого.
– Это – мама Юли Храпцовой. Вы давно видели Юлю?
– Храпцовой? Я не знаю таких... Вы, наверное, ошиблись... Женщина растерянно произнесла:
– Вы у неё записаны в телефонной книжке. С пометкой – Арбат.
А я уже и забыла о существовании Юли, и только слова женщины вернули в память образ улыбчивой, длинноволосой девушки в очках. На всякий случай (больше всё же от любопытства) я сказала женщине, что знаю только одну Юлю, ту, с которой нас свел дождь, и поведала собеседнице историю нашего знакомства.
– Значит вы – нормальная… Простите... Я думала, что вы тоже из них…
– А что случилось? – поинтересовалась я.
– Юля не пришла ночевать, – встревоженно ответила женщина.
– Какой кошмар! – я зажала рот рукой. Как хорошо, что невидимая собеседница не видела моего испуганного лица.
– Вы никого не знаете с Арбата, с кем бы Юля дружила? Может, имена она какие называла, – в голосе женщины прослушивалась надежда.
– Увы, нет. Мы познакомились на Арбате, а гуляли в районе Кремля… Хотели в театр сходить… И сходили, – слукавила я, решив, что все подробности женщине знать не следует.
– Простите ещё раз, – сказала женщина, и в трубке раздались короткие гудки.
Какое-то время я портясённо смотрела непонятно куда, потом набрала номер Али – Ольга на тот момент дежурила. Мне просто необходимо было с кем-то поделиться тревожной новостью.
Теперь за Юлю переживала еще и Аля, за человека, которого никогда не видела.
В тот же день, но ближе к ночи женщина снова позвонила мне.
– Здравствуйте, Маша! Это – мама Юли. Она нашлась, всё хорошо. Не волнуйтесь.
– А где она была? Что случилось? Ответа не последовало.
С одной стороны, было интересно – где Юля пропадала и что произошло по сути, а с другой – так приятно, что тебе позвонили и сообщили хорошую весть. Мол, не волнуйтесь за нас, не переживайте.
Я решила: Юлина мама – очень хороший человек, если думает не только о себе, но и о совершенно постороннем человеке, которого случилось побеспокоить.
Рано утром телефон послужил мне в качестве будильника.
– Маш, это – Юля! Скажи, тебе моя мамаша звонила? Да? Ну, капец. Вот она меня опозорила перед всеми!
– А ты где была?
– Что ты ей сказала?
– Ну, что я скажу? Я же никого на Арбате не знаю. Сказала, что мы с тобой в театр ходили…
– Ой, а у нас таааакое было! Мы, короче, с «Трескачами» зависли. Пили в «Кака», потом – у Витьки, потом пошли в «Спортклуб», а потом – не помню и где, и с кем.... Нас утром менты разбудили: мы с Папановым спали на лавочке у Пушкина. В отделение нас забрали. Думала, они родакам позвонят, а они не стали. Я у Папанова спросила – как мы сюда попали?А он, ещё пьяный – ни «бэ», ни «мэ»...Умора, и только! Главное, что я так и не вспомнила абсолютно ничего! С того момента, как от Витьки вышли....
– В смысле – спали на лавочке? – рассказ Юли меня шокировал и ввёл в недоумение.
– Как бомжи спят, так и мы – привалились друг на друга и спали.
Почему – то мне сразу расхотелось с Юлей идти в театр.
Просто, прогулкаАля дежурила, а нас с Ольгой потянуло гулять – манила к себе любимая улица, и не улетучивались надежды на приключения.
Первым делом мы отправились в «Открытку» пить кофе – до концерта оставалось около часа, и занять себя было не чем.
Ольга достала из своей сумочки достала журнал с кроссвордами и предложила погадать.
– Так... Самый родной человек..., – озвучила она вопрос. – Папа или мама. Тут буква «А» в пересечении. По горизонтали– слово благодарности. Так... Спасибо, будет...
Ольга вслух произносила вопросы и сама же на них отвечала. Я, если и знал ответ, не успевала назвать нужное слово – оно уже было озвучено и вписано в клетки кроссворда. Меня совсем не раздражал такой процесс совместного гадания кроссвордов – из отгаданных слов самостоятельно я бы не осилила и четверти. Ольга девушка – начитанная, эрудированная, и соперничать с ней очень сложно, поэтому я выбрала себе роль пассивно поддакивающего слушателя.
Пока Ольга с увлечением гадала кроссворд, мой взгляд блуждал по сторонам, осматривая происходящее вокруг: вон – чумазые местные пацанята куда-то идут с мячом, наверное, играть в соседний двор. Один из них держал в руках старый мяч, исшарпанный настолько, что с трудом угадывался его цвет
– корчиневый. По улице, чуть в отдалении ковыляла хромоногая бабулька с авоськой, из которой выглядывал продуктовый набор из дешёвой варёной колбасы и пакета молока. На ветках кустарника, что рос впритык к территории «Открытки» чирикала стайка воробьев. Эта местная крылатая банда ждала своей очереди на пир, чтобы потом, когда уйдут посетители, подобрать, подклевать то, что осталось на столах. В данный момент воробьи скакали по веткам, с жадностью поглядывая на булочку, лежащую на столике перед одним из посетителей кафе и совсем не замечали, как к ним тихо-тихо подкрадывается серая кошка. Мурка не спешила – то замирала, то буквально ползла по асфальту, прижимаясь к нему животиком. Внимательные зеленые глаза нацелились на беспечных птичек. Через мгновение кошка подобралась совсем близко.
Я с интересом наблюдала за сценой охоты и внутреннее болела за кошачий успех, мысленно желая пушистой охотнице совершить удачный прыжок.
Посетитель кафе, тот, чья булка так привлекла воробьев, не спеша пил чай, отгородившись от всего мира газетой. Когда кошка изготовилась прыгнуть на одну из жертв, мужчина, громко шелестнув газетой, перевернул страницу, вспугнув этим неосторожным звуком птиц и крайне разочаровав кошку, которая, с осуждением посмотрев на читателя, медленно удалилась за киоск.
Я перевела взгляд обратно на мужчину, который отложил газету и принялся уплетать булочку. Я его узнала... Это был тот самый клоун, обокравший меня в центре круга для увеселения. Только сейчас его настоящее лицо не скрывал грим, и одежда причисляла к клану прогуливающихся зевак. От прежнего образа осталась лишь шляпа – котелок на голове, но это был он.
Клоун тоже внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, что в глазах у него мелькнул интерес. Вряд ли, он сопоставил незнакомку со своим уличным выступлением, потому что вежливо поздоровался, приподняв шляпу над головой. Или это наглость у него так зашкаливала?
– Ты видела? – шепнула я Ольге.
– А ты ждала, что он побежит, вскрикивая «ой – ёй – ёй»? Неприятные воспоминания заставили меня поёжиться.
Концерт у театра Вахтангова опять проходил без Паши; я уже начала привыкать к этому. Толпу в этот раз забавляли двое – Эмир и Борода, но все же выступление было не таким, как обычно.
В середине представления Борода вышел в центр круга и объявил:
– Друзья, сегодня у нас необычное выступление. Сегодня к нам в гости пришли по случаю мои хорошие друзья, коллеги. Думаю, они вам понравятся. Встречайте! Артисты театра «Сатирикон»!
Далее он назвал их фамилии, которые я тут же забыла.
В центр вышли два колоритных персонажа: один из них– высокий, ужасно худой, бледно – желтушный, похожий больше на церковную свечку, чем на человека, а второй – низенький, чрезвычайно подвижный и какой-то ошалело улыбчивый. Желтушный был одет в старинный сюртук тёмно-зеленого цвета и сжимал в руках гармонику, а улыбчивый, наряженный в разноцветные клоунские штаны, сжимал в руках губную гамошку. Они пели юмористические куплеты из какого-то спектакля, зажигательные и остроумные, потом показывали пантомиму, и это всех очень веселило.
– Ну, как? Нравятся? – вдруг окликнул нас чей-то голос. Я обернулась и увидела Сашу, в коричневой куртке.
– Вы куда пропали? – Саша чмокнул нас по очереди в щёчку.
– Да, мы тут, когда нет дежурства, – отозвалась Ольга.
– Какого дежурства? – брови Саши поднялись вверх.
– Что вы мне тут всё загородили! Ну-ка, отошли от моего зонта! – неожиданно женский недовольный окрик заставил нас обернуться. За нашими спинами расположилась та самая пожилая гадалка на картах Таро. Я хотела огрызнуться, но Саша меня опередил.
– Ой, тётя Валя, мы увлеклись немного. Простите нас. Мы отойдём.
Саша, взяв нас под локти, тороливо отвёл в сторонку. Я почему – то ждала от него резких слов в пику наглой старухе, но извиняющийся тон совсем не вязался с его нахальным хищным видом.
– Никогда не спорьте с ней и никогда у неё не гадайте,– предупредил нас Саша, жестом попросив наклониться к нему. – Она много чего знает и умеет. И проклясть может и порчу наложить. Если что-то скажет вслед, лучше смолчать и извиниться. Ладно, девочки мне пора. Всех вам благ, – Саша тепло пожал каждой руку и исчез.
– После него почему-то хочется карманы сразу проверить, – проворчала Ольга, когда Саша смешался с толпой.
А она ведь озвучила мои мысли: я и правда проверила свои карманы. Всё было на месте.
Маша ругается,а Аля просит её прикрытьЯ всегда любила свою работу за то, что каждый день здесь был не похож на предыдущие, за неоценимый рабочий опыт, за возможность проверить свои знания и, поверив в себя, их применить, за истории, которые происходили внутри коллектива и за то, что у меня, благодаря ей, появилось много новых друзей. Уверена, не каждый человек может похвастаться тем, что на работу бежит с радостью и нетерпением увидеть свой коллектив, жаждет узнать последние новости, горит готовностью разделить с коллегами трудовые заботы и трудности, готов в любую секунду броситься на выручку в сложной ситуации. У нас сложился дружный коллектив, и я благодарна Небу за то, что однажды приняла решение сменить денежное, но неудачное место работы на обычную городскую больничку. Да, зарплата моя упала более чем в три раза, но это такая малость по сравнению с тем, что я получила взамен.
Коллектив – это вроде как единый целый организм, и в тоже время каждый член по отдельности – личность.
Коллектив – это когда ты знаешь какую-то маленькую личную тайну каждого коллеги и так же про каждого можешь рассказать забавную историю.
Анжела, например, раньше была фанаткой одной популярной группы и часто бегала к кумирам на репетиции, чтобы угостить их вкусненьким, Толик в прошлом работал моделью, но родители решили, что работа медика надёжнее, чем мир иллюзий и фотовспышек, а Маша… Маша – это вообще отдельная история. В ней сочетались трагедия и комедия, восточной темперамент боролся с женской нерешительностью, детское озорство одолевало зрелую мудрость. Словом, человек – контраст. За примерами ходить далеко не надо, как-то раз Маша заставила весь больничный корпус содрогнуться от хохота и привела целый этаж в нерабочее состояние минут на пять.
Не знаю, по каким причинам, но многочисленные армянские родственники обожали Маше звонить в рабочее время на рабочий телефон. Это происходило так часто, что уже стало обыденным явлением несмотря на то, что у анестезистов не было своего выделенного городского номера и звонки поступали на общий городской телефон операционного блока, что стоял посередине коридора, в гуще всех рабочих событий. В общем коридоре операционного блока имелась целая полка с телефонами, здесь был обычный городской телефон, телефон для внутренних звонков по больнице, отдельный аппарат без циферблата для прямой связи с руководством больницы и такой же отдельный аппарат для экстренной связи с техническим отделом. Довольно часто я наблюдала такую картину: Маша, замерев, стояла у полки с телефонами, изо всех сил прижимая телефонную трубку рукой к уху, вслушивалась в далекие голоса и просила окружающих замолчать. Сотрудники с пониманием относились к таким моментам – в шумном коридоре, где всего мгновение назад стоял жуткий гвалт, где всё гремело, стучало и бегало, вдруг воцарялась полнейшая тишина. Все разом замолкали, санитары оставляли в покое железные биксы и скрипучие каталки, народ замирал и к своим местам буквально крался на цыпочках, все переговоры велись шепотом и на ушко – межгород звонит! Так было и в этот раз. Маша на повышенных тонах что-то говорила по-армянски, слившись с трубкой в единый монолит, прилипнув носом к стенке, будто ей это помогало лучше слышать собеседника. В эти мгновения для неё не существовало ничего другого в этом мире– только трубка и голос в ней.
Хирург Алексей Николаевич, допечатав документацию по операции, на всех парах, будучи не в курсе ситуации, выскочил из ординаторской и помчался в сторону лестницы. Алексей Николаевич куда-то опаздывал и летел по коридору, не разбирая дороги, на ходу перечитывая то, что несколько минут назад напечатал. Он уже поравнялся с полками, где стояли телефоны, как вдруг увидел на страничке маленькую опечатку. Порыскав по своим карманам и не обнаружив там авторучки, Алексей Николаевич спросил оную у первого попавшегося в коридоре, у второго, у третьего – ни у кого с собой авторучки не оказалось.
– Маш, ручка есть? – обратился Алексей Николаевич к застывшей Маше и не получил никакого ответа, так как та его даже не заметила. Он так бы и побежал дальше по своим делам, если бы не увидел вожделенную авторучку, торчащую из Машиного верхнего кармана. Ловким движением, которого Маша опять же не заметила, доктор вытянул авторучку, дописал на документе то, что было нужно, еще раз перечитал свою писанину и остался доволен.
– Маш, – Алексей Николаевич протянул ей авторучку, но она продолжала что – то говорить в трубку не по-русски и никак на доктора не реагировала.
Алексей Николаевич покрутил в руках ручку и решил вернуть её туда, где и взял – в верхний карман халата, и вот это движение Маша как раз заметила.
– Лёша! – громко гаркнула Маша со свойственной ей экспрессией. – Почему, когда я говорю по телефону, ты свою штуку суешь в мою штуку?!
Следом грянул громкий гогот. По причине тишины, стоящей в коридоре, Машину фразу услышало гораздо больше сотрудников, чем там находилось. Если те, кто видел происходящее, восприняли фразу как смешную Машину реакцию, то представляете как это выглядело для тех, кто не был в тот момент в коридоре.
Вот такая она была, наша Маша. И в тоже время, она слыла самым добрым и самым искренним человеком изо всего коллектива.
Раз уж я взялась рассказывать про коллег, то не могу не упомянуть Ольгу.
Хоть мы с ней и сблизились, и крепко подружились, Ольга оставалась для меня загадкой. В ней чувствовался стальной характер и недоверие ко всем, так бывает, когда на долю выпадает много испытаний и предательств, когда приходится брать на себя большуюответственностьинестисвоюношу,неимеявозможности разделить её с кем-то. Мама родила Ольгу очень поздно и вне брака – так сложилась её женская судьба. Отца Ольга никогда не знала и не видела. Когда Ольга только закончила медучилище, мама уже вышла на пенсию и очень сильно заболела: на руках восемнадцатилетней девушки повисли все бытовые дела и мама- инвалид. Надо ли рассказывать, что работа стала единственной отдушиной, которой Ольга посвящала всю себя. На работе были друзья, были романтические отношения, возможность отвлечься от быта и способ заработать лишнюю денежку, поэтому бедная девочка брала на себя все подработки, которые можно было урвать; трудилась на две ставки и никогда не жаловалась на то, что ей трудно. С недомоганиями, вызванными переработкой и постоянным недосыпом, Ольга боролась неимоверно крепким кофе и сигаретами, которые курила одна за одной, но не любила чай, потому что тот ей казался... ужасно крепким напитком, от которого стучит сердце.
Аля… Про неё тоже есть что рассказать, но лучше всего это сделает одна история, которая приключилась во время моего дежурства по анестезиологии. Поначалу дежурство было как дежурство, если бы не Аля…
Где-то в восемнадцать часов она позвонила мне на городской телефон операционного блока.
– Маш, только молчи и вслух ничего не говори, – такими были её первые слова, как только я взяла трубку. – Рядом с тобой кто-то есть?
Я обернулась. Коридор был пуст, если не считать санитарки, моющей пол около лифта.
– Нет. Я одна.
– Можешь меня выручить? Позвони мне домой часов в восемь и скажи, что у тебя очень трудное дежурство и попроси помочь.
Мне стало все понятно: Але потребовалось на ночь сбежать из дома.
Признаюсь, звонок меня и удивил, и заинтриговал – от любопытства даже сердце стало чаще биться.
В восемь часов, как и пообещала, я набрала её номер и рассказала на ходу сочинённую сказку, стараясь придать голосу нотки паники. Я надеялась, что на следующий день Аля придет на работу и объяснит свою просьбу. Это должна была быть какая- то необычная история.
В девять вечера завезли перитонит, а в девять часов и двадцать минут на второй стол ножевое ранение, плюс ещё на каталке в коридоре скучали два аппендицита, которых по горячности отправили на этаж, да в телефон каждые полчаса названивала гинекология с четырьмя абортами.
Короче, уставать – нельзя, в туалет – нельзя, есть – нельзя, сидеть – нельзя...
В час ночи в коридоре напротив первой экстренной операционной вдруг показалась Аля. Я не сразу её заметила, и она не окликнула меня, видя – в какой запарке мы бегаем, дождалась пока замечу ее сама и попросила ключи от дежурки.
– Ты что тут делаешь?! – спросила я голосом, срывающимся на крик.
– Домой поздно ехать уже, а кое-кто, чувствую, тут – до утра,
– Аля глазами стрельнула куда-то мне за спину. Я обернулась и… Как же я раньше не догадалась! Среди хирургов над операционной раной склонился красавчик Василий Ладынин. Вот к кому на ночь пришла Аля! Я же их столько раз вместе видела!
– Только никому. Поняла? – Аля прижала палец к губам и, взяв ключи, ушла в дежурку.
– А что Верина здесь делает? – заметила Татьяна Николаевна Алю, удаляющуюся по коридору.
– В гости ко мне пришла.
– Раз заявилась на работу, то пусть и работает. Отправь её в гинекологию на аборты.
Я хотела возразить, но Аля услышала слова доктора и через десять минут появилась в операционной переодетой в рабочую одежду с походным чемоданчиком для наркоза в руках.
– Мне все равно делать нечего: вы все – на операции. Пойду дам наркоз, а ты на себя запишешь, – сказала она мне.
Операции закончились в три часа ночи. Хирурги дали нам сорок минут отдохнуть и пообещали привезти нового пациента. Я направилась в дежурку – поваляться.
Аля разобрала кровать, чтобы в ней уместилось двое, и сладко посапывала, уютно свернувшись клубочком под одеялом. Я легла рядом и тут же вырубилась.
Проснулась я от того, что хирург Матвеев открыл дверь дежурки практически ногой и громко, с кем – то переговариваясь, гаркнул:
– Маш, вставай. Непроходимость закатили.
– Тише ты. Аля спит, – проворчала я, толком не пробудившись.
– Где Аля спит? – Матвеев залетел в дежурку и уставился на меня непонимающими глазами.
– Да вот, рядом. Что ты орешь? – прошептала я.
– Маш тебе приснилось. Нет тут никого.
– Да вот она, под одеялом....
В ответ Матвеев наклонился над кроватью и стал лапищами шарить по одеялу.
– Аля... Аля... Где ты, Аля? – и, нащупав около меня ещё одно тело, очень изумился. – Аля?! Что, правда, Аля?
– Да, это – я, – Аля села на кровати, сонно протирая глаза. – Что вы кричите?
– Я думал, Машка переработала, и от этого глюки у нее появились. Нее... Тут, просто, темно…Ты – такая маленькая... Завернулась вся, тебя и не видно…Маш, прости… И ты, Аль, прости. Спи. А ты, Маш, пойдем: тело – в операционной.
Я что, похожа на даму с галлюцинациями? Спасибо, Матвеев!
Так мне хотелось надерзить ему, но я промолчала и отправилась следом.
Утром, когда вот-вот должны были появляться сотрудники, мы с Алькой собрали кровать, убрались в дежурке и сели пить чай.
– Аль, скажи мне, зачем тебе Вася? Он же – не москвич. Закончит ординатуру и укатит в свою Тмутаракань, – попыталась я отрезвить подругу, но та посмотрела на меня одурманенными от чувств глазами и сказала:
– Маш, ничего – то ты не понимаешь. Если всё получится, то почему бы ему не остаться тут? А вдруг ему тут место предложат? Или, думаешь, там люди не живут? Вон, Варька встречается с Кирюхиным. Папа – врач... Неужели он зятя не пристроит?
– Аль, у Вари папа – врач, член чего – то там. Конечно, Кирюхину интересно иметь такую жену. Думаешь Ладынина заинтересует папа – водитель?
– Ну, мы на это ещё посмотрим. , – буркнул я моя подруга и закрылась в себе.
По-моему, она на меня обиделась. А я что, не права? Да, она очень красивая, но и на Васю все девицы жадными глазами смотрели. У Али – квартира в общежитии, и если туда ещё и Васю…
скачать dle 10.5фильмы бесплатно