Макар и второе
Мама заметила, что со мной что-то не так и начала волноваться, но у меня так ничего и не спросила, а вот у
Али – да. Её вопрос был для меня, как обухом по голове.
Мы собирались в очередной раз прогуляться на Арбате, и за мной заехала Аля. Пока я красилась и делала укладку, мама пригласила гостью почаёвничать.
– Алечка, как твоя мама? Как у неё здоровье? – спросила она мою подругу.
– Спасибо, тетя Катя, всё хорошо. Сейчас вот работает.
– Вам мёд не дать? Нам много в этот раз привезли.
– Я спрошу у мамы. У нас с того года ещё вроде бы оставался.
– Алечка, а ты не знаешь, что с Машенькой? Она почти не ест, вся бледная и задумчивая. На работе у вас все в порядке?
– Да, на работе все в порядке, – рассмеялась Аля в ответ. – Тётя Катя, не волнуйтесь, все хорошо; она просто влюбилась.
Влюбилась?! Ну, Алька! Ну, подруга! Ну, спасибо тебе! Маме то зачем про это говорить? Моему возмущению не было предела.
– Влюбилась? – тут же оживилась мама и начала расспрашивать про моего избранника. Хорошо, что Але хватило ума не отвечать на её вопросы, избрав тактику увиливания.
На Арбате, как договаривались ранее, мы встретились с Ольгой и уже привычным маршрутом дошли до театра.
– Пиво купим? – предложила Алька, посматривая на нас. В знак согласия я кивнула головой.
Около «Открытки» нас догнал Макар.
– Кого я вижу! Мои красотки! – Он поцеловал каждую из нас в щечку. – Вы куда? За пивом? Постойте тут, я вам куплю.
Макар оставил нас около входа в кафешку и пошел к окошку палатки, Ольга поставила сумочку на свободный столик и стала искать в ней зеркальце, а мы с Алькой просто встали рядом. За соседним столиком сидели ребята, которым был лет пятнадцать на вид; они пили газировку и играли в карты. В этот момент к забору кафешки подбежал мальчишка, которого я оценила вообще на двенадцать годков. Он не стал заходить на саму территорию, а, перегнувшись через заграждение, закричал во весь голос:
– Пацаны! Там Паша Богомолов с Котом приехали. Бежим смотреть!
Паша Богомолов… Паша… Меня как будто переклинило, и я чуть не рухнула со стула.
– Маша! – Аля почти поймала меня на руки и усадила обратно.
Хорошо, что мы были в кафешке.
– Что с ней? – засуетился Макар.
– Что, что… Не видишь?! – рявкнула Оля. – Маш, ты сегодня ела чего – нибудь?
«А ела ли я?» – задалась я вопросом.
– Не помню, наверное, да, – в голове царствовали непроглядная темнота и жуткая пустота; голоса присутствующих звучали глухо, как в телефонной трубке. Мне показалось, что я снова теряю сознание, и, чтобы остаться в реальности, напрягла зрение, вглядываясь в испуганные лица подруг.
– Наверное…, – передразнила меня Оля. – Сереж, иди, купи ей второе.
– А что с ней? – раздался испуганный голос откуда – то сзади.
– Не ест толком уже неделю или даже больше.
– Почему?
– Влюбилась, Сереж! Ну, что ты там встал?! – торопила Макарова Оля.
– Влюбилась… А-а-а… Я – быстро! – Сережа метнулся к палатке и уже через минуту вернулся с тарелкой дымящейся жареной картошки и сарделькой. – Чай или кофе?
– Кофе ей. Какой чай?! Ты посмотри на неё! Она же сейчас в обморок упадет!
Одноразовый стаканчик возник около тарелки в одно мгновение.
– Маш, быстро ешь! – скомандовала Аля.
Сережа сел напротив и с каким – то умилением смотрел на то, как я поглощала еду, а потом, вдруг спохватившись, спросил вполголоса у Али:
– А… это она не из – за меня?
Аля с недоумением посмотрела на Сережу:
– Из-за тебя?
– Макаров... Я тебя умоляю. Нет, не из-за тебя! – зарычала я.
– А из – за кого? Ну, не хочешь – не отвечай. Я все же второе…,
– начал, было он, но осекся под нашими злыми взглядами.
«Наконец-то я увижу Пашу! Сейчас начнётся концерт! Сейчас он выйдет с ребятами в центр пятачка, и я услышу его голос, увижу его глаза. Потом после концерта я обязательно подойду к Коту; к нему-то мне подходить уже не страшно. Тем более есть пара поводов. Сегодня я ни за что не уеду с Арбата, не поговорив с Пашей!» – так думала я, наблюдая как музыканты готовятся начать выступление, но всё опять, опять пошло не по плану!
Паша вдруг пожал парням руки и стал прощаться.
– Паш! Ты куда?! – спросил какой – то паренёк.
– У меня отец из Барнаула приехал. Я сегодня не работаю. Всем – до встреч! – Паша махнул рукой в толпу и быстро ушел.
Ну вот…
– А чего приезжал – то тогда? – недовольно пробормотала Ольга.
Во время перерыва к нам подошел Кот.
– Девчонки, вы в среду вечером что делаете?
– Ничего… Если дежурить не будем, то сюда приедем, – ответила я.
– На концерт хотите попасть? Точнее – на его съёмку, – спросил Кот еле, сдерживая самодовольную улыбку.
– Конечно! – согласились мы практически в унисон, до конца ещё не понимая – о чём он нам говорит.
– На Арбате будут снимать агитационный концерт в поддержку одной политической партии. Звёзды эстрады, (с любимыми хитами, пламенные речи политиков и известных людей) политики, известные люди, телевидение, прямая трансляция… А мы с Пашей будем ведущими. На съёмочную площадку пустят только своих. Я вас приглашаю лично и очень рассчитываю на то, что вы придёте, – Саша прижал ладони к груди, показывая – на сколько искренен в своих словах. Мы попрощались до среды и разошлись каждый по своим делам.
Опять Арбат преподнёс подарок – я шла просто увидеть того, кто ранил моё, сердечко, а получила приглашение на съёмку.

Съёмка

Концерт проходил вечером на Старом Арбате, прямо под открытым небом.
Съёмочную площадку развернули как раз напротив Дома Пушкина, прихватив ещё и близлежащие дома; оставив пешеходам маленькую лазейку – проход вдоль левой стороны улицы.
Удивительно, но буквально за день прямо посередине Арбата выросла сцена, зрительные ряды, рабочие установили мощные прожектора, колонки; по брусчатке расползлись змеями кабеля и провода. От улицы съемочную площадку отгородили специальными заграждениями, не позволяющими видеть то, что происходит внутри, да вокруг еще понаставили переносные железные раскоряки, типа барьеров, через которые мы прыгали в школе на уроках физкультуры.
Приехав на Арбат к шести вечера и дойдя до съёмочных заграждений, мы поняли, что, кроме устного приглашения от Кота, у нас ничего нет. Мы не условились с ним о точном месте встречи, не знали его настоящей фамилии. Всерьез ли он говорил тогда или это было просто хваставство? Ждёт ли нас тут кто- нибудь?
– И что будем делать дальше? – Аля отчаянно схватилась руками за железный поручень заграждения.
– Мы уже приехали, – твёрдо сказала Оля. – Прогонят – уйдём, пустят – посмотрим. Короче, пошли!
И она уверенно двинулась вдоль тёмной ширмы.
– Ты куда? – вырвалось у меня.
– Вход искать, – Ольга даже не обернулась, и нам пришлось бежать следом.
Вход нашелся с другой стороны объекта; в прорехе заграждения стояли два охранника.
– Сюда нельзя! – рявкнул один из них, заметив, что мы направляемся в их сторону.
– Нас Кот пригласил.
– Фамилия? – следующий вопрос охранника поставил нас в тупик.
– Моя? – пролепетала Аля. – Верина…
– Того, кто пригласил.
«Ну, всё, сейчас пойдём домой!» – мелькнуло у меня в голове.
– Он – ведущий; мы фамилию не знаем, – Ольга приняла удар на себя. – Он нас в воскресение пригласил. Рыжий такой…
Охранник вдруг, махнув рукой, отошел в сторону.
– Так и скажите, что вас приглашал Бродягин. Если спросят… Вам сейчас к режиссёру; он всё объяснит, – проинструктировал охранник. – Идите по проходу до столика. Вас там ждут.
Далее мы петляли какое-то время по лабиринту из загражде- ний. Прямо полоса препятствий какая-то…
Коридор – лабиринт упёрся в штору заграждения, отодвинув которую, мы оказались сбоку сцены, прямо перед режиссёрским пультом.
Около пульта находилось три человека – парень в огромных наушниках, пожилой очкарик в кепке с ушками и шикарная, ухоженная дама в мехах.
– А вы у нас кто? – обратилась к нам дама.
– Мы – гости. Нас пригласил Бродягин, – ответила я.
– Я?! – подпрыгнул на месте очкарик. Как неудобно получилось то…
– Нас пригласил Саша Кот, он – ведущий, но мы его фамилию не знаем… Так охранник на входе велел сказать.
Очкарик вдруг расхохотался и попросил нас выйти на свет.
– Прекрасно. Просто чудесно! Коньяк хотите? – вдруг спросил он.
Я даже не успела рта раскрыть, как Аля быстро выпалила:
– Хотим!
Нам и правда налили коньяк в одноразовые хлипкие стаканчики и даже дали закусить бутербродами с колбасой.
– Хорошо. Девочки, только есть одна неувязочка – я не могу вас посадить рядом, – сказал дядька, приветливо улыбаясь. – Дело в том, что у вас цвет одежды очень яркий, вы на экране создадите привлекающее внимание пятно. Давайте так…. Вы (он указал на Альку и Ольгу) сядете вот здесь, по правому краю, а вы (это он предложил мне) разбавите вон ту компанию в темных куртках, ближе к середине. Вас сейчас мои помощники отведут.
Дядька что-то сказал парням, крутившимся рядом, и один из них, взяв меня под локоть, усадил на очень выгодном и интересном месте – почти в самом центре «зрительного зала».
Как только начался концерт, я забыла и о том, что холодно, и о том, что это – улица, потому что прямо передо мной выступали живые звезды эстрады, и не просто передо мной, а в шаговой близости, а еще… еще там была Паша… Я не слушала политические лозунги и похвальбу каких-то официальных людей в костюмах, я жадными глазами пожирала каждое движение Паши, внимала его голосу, любовалась жестами.
Но не только за Пашей, я наблюдала – конечно, и за Рыжим. За тем, какая огромная разница между их выступлениями на арбатском уличном шоу и, как они стояли на сцене большого мероприятия. Опрятные, подтянутые, сдержанные… Черт! Так приятно было осознавать, что твои знакомые востребованы!
Все было очень здорово до тех пор, пока Паша не стал говорить про семью: это являлось частью вступительной речи перед выходом какого-то политика.
– Смысл жизни в том, чтобы встретить девушку, жениться, рожать детей…
На фразе «рожать детей» у него дрогнул голос и заметно изменилась интонация, а меня она зацепила особенно.
И вдруг сбоку я услышала шепот:
– Алиска!!! Он на тебя посмотрел, когда про детей сказал!!! Господи! Я ещё и уселась рядом с Пашиной Алисой….
Ужас!!!!
Я повернула голову в сторону говорившей, но лиц не увидела, потому что та от меня отвернулась к своей спутнице.
– Я слышала! – отвечал ей взволнованный и счастливый голос.
Какое же на меня накатило в тот момент отчаяние! Захотелось уйти с концерта, убежать скорее домой! Зарыться с головой под подушку и никого не видеть, и не слышать! Я дёрнулась в порыве встать с места и умудрилась порезать палец обо что-то на скамейке. Подступившие слезы были готовы брызнуть из глаз, но я сдерживала их, так как на нас постоянно наезжали кинокамеры. Я быстро выбралась из «зала» и бросилась на выход, откуда меня провожали к месту – к режиссерскому пульту. В вдруг меня кто- то поймал за руку и остановил. Это был… Кот.
– Ты куда? Ты что – плачешь?
– Что у вас тут такое? – к нам подошел дядька в кепке. Я показала пораненную руку.
– И ты из-за этого плачешь? Ну и ну… Иди сюда, – дядька обнял меня, как маленькую девочку, и обратился к незнакомой женщине, видимо, администратору. – Алла Леонидовна, у нас есть пластырь или йод? Скамейку плохо обделали, не страшно… Ох, уж мне эти. Через минуту к нам подошла та самая женщина в мехах, оказавшаяся Аллой Леонидовной, и заклеила мне порез пластырем, а дядька сунул в руку стакан с коньяком и бутерброд с колбасой. Я хотела вернуться обратно, но дядька не разрешил маячить перед камерами, и меня усадили досматривать концерт на скамеечку с самого краю. Отвести меня к новому месту поручили Рыжему. Когда мы отошли на почтительное расстояние, он наклонился к моему уху:
– Потом расскажешь – почему ты ревела? В слёзы из-за пореза он так и не поверил.
После окончания съемок нам объявили, что можно расходиться. Время было прилично позднее, и мы с девочками быстро пошли к метро. Я радовалась тому, что мы быстро ушли – боялась встретить Рыжего и что он попросит рассказать про историю с плачем.

Ульяна, Сергей и военный городок

Жизнь непредсказуема. Это – банальная, прописная истина.
Утром, собираясь на работу, я была уверена, что знаю, как проведу свой вечер, где и с кем, а вышло …
На работе приключилась неожиданная «приятность» – выдали коммерческий бонус за платные операции; сумма – не очень большая, но для моего кошелька весьма ощутимая. Иногда я завидовала гинекологам, так как у них платных операций бывало в несколько раз больше и зарплаты соответственно тоже.
На радостях мы с девчонками скинулись на рулет к чаю и после работы сели в дежурке поболтать. Я всегда любила такие моменты, когда дружный коллектив анестезистов собирался за одним столом. Никто никуда не бежал, не торопился; откуда-то на столе появлялись и варенье, и конфеты, и всякие сладости. Чайник начинает мирно сопеть, нагревая воду, Ольга обязательно закуривала сигарету, и начинался разговор – добрый, семейный, теплый.
Так было и в этот раз, а точнее – было бы… Анжела поставила чайник, Ирина достала из своих припасов коробочку конфет, Аля открыла банку варенья, я собралась достать из шкафа чашки, как вдруг меня позвали в общий коридор к городскому телефону.
– Маш, привет. Это – Ульяна, – отозвалась трубка незнакомым в первое мгновение голосом. – Слушай, у меня тут неприятности; верни, пожалуйста, мне весь долг. Только мне сегодня нужно…
– А как я тебе сегодня верну? – удивилась я: ведь часы уже показывали пять вечера, и самой Ульяны давно не было на рабочем месте. – Я завтра всё принесу, да у меня и нет таких денег с собой…
– Не ври мне! Сегодня Вам давали коммерческие! – отрезала она зло. – Мне деньги нужны сегодня! Записывай адрес….
На улице было уже темно, холодно и мокро, да ещё и ехать предстояло аж в Подмосковье.
Ну, хорошо, туда я выехала в шесть вечера, а от неё поеду– в девять? Память подкинула воспоминание о том, как мы ездили с ночевкой домой к Олечке Крюковой в Троицк: сумерки, промозглый ветер и дождь, льющийся за шиворот; автобус, забитый пассажирами до предела, влажная одежда, остановка, и тут люди, покинувшие салон автобуса плотным комком, вдруг моментально рассеялись. И вот – стоишь в месте высадки и кажется, что ты тут один: остановка, деревья, вдалеке дома мерцают множеством окон, через дорогу поле. Загородная пустота, такая неприятная, пугающая, серая, гнетущая и одинокая. Тогда я была не одна, тогда я была с Олечкой и мне было не так страшно, а сейчас мне предстояло оказаться в той же истории, но в одиночестве! Мне бы отказаться, проявить твёрдость и сказать – никуда так поздно не поеду! Но нет, я дала своё согласие.
В расстроенных чувствах, с гадким настроением я выпорхнула с работы и дошла до остановки. Думала – вот доеду до метро, там сяду на автобус, там – до конечной, там пересяду на рейсовый автобус и – прямо до Военного городка… В голове крутились сводки криминальных хроник про тех, кто ушел с работы и до дому так и не добрался. «Такая видно моя судьба!» – заныла я в глубине души.
– Маша? Это – вы? – чей-то мужской голос окликнул меня. Оказалось, меня нагнал наш врач, Сергей Юрьевич, который задержался на работе. – Почему вы так поздно?
Я рассказала про звонок Ульяны. Видимо, при этом я выглядела очень жалостливо, так как Сергей Юрьевич не захотел отпускать меня одну. Как же я ему за это была благодарна!!!
Ехать оказалось не так далеко и не так долго, как мне казалось поначалу, но местность, куда нас привез автобус, была пустынна и страшна. Создалось впечатление, что мы стали героями фильма ужасов. Остановка располагалась на самом настоящем пустыре – с одной стороны громоздилась высокая бетонная стена, а с другой– заросли кустарника, через который едва просматривались водоём и поле.
На остановке сошли только мы одни, и с момента выхода из автобуса нам не встретилось ни одной живой души. Мы очень долго шли вдоль стены; хорошо, что Ульяна подробно продиктовала маршрут следования. Стена закончилась пунктом КПП, где дежурный, бегло бросив на нас взгляд, без слов пропустил на территорию.
«Наконец-то мы попали в Военный городок, где есть нормальное освещение и люди…», – думала я, шагая вдоль бесконечной стены, но, как оказалось, я ошибалась. В Военном городке, видимо, экономили электричество, так как работающих фонарных столбов мы встретили единицы. Впрочем, как и опознавательных знаков на домах… Наверное, тем, кто жил в городке совсем не нужны были какие-то цифры прикрученные к боку дома, а вот тому, кто тут первый раз попал в городок, поиск нужного дом становился целой проблемой. И спросить было не у кого.
С огромным трудом мы нашли дом, номер которого был мною записан, а потом ещё минут двадцать искали в него вход, потому что двери, расположенные под козырьком подъезда, оказались заварены, а те, что мы принимали за дверцы от мусоропровода, оказались тем самым заветным входом в подъезд. Плюс ко всему, во всём доме, а соответственно в подъезде, не горел свет. Какое счастье, что я была не одна! Не представляю, как бы добиралась до адреса и как бы одна я тут выходила из непростого положения. Глядя на темные окна, мы не без оснований думали, что это какой-то розыгрыш, развод, и что вот-вот должно произойти нечто ужасное, потому что подходы к дому со всех стороны были давно не убирались. Не так я себе представляла военные
городки. Не так…
Только когда дверь открыла Ульяна, держа в руках свечку, я успокоилась и поняла, что никто меня не разыгрывал. Оказалось, у них отключили свет.
– Маш, ты прости, что я тебя дернула вечером в такую глушь,
– Ульяна наскоро пересчитала деньги. – Просто, у меня тут… У меня… Ты завтра на работе все узнаешь…
Ульяна плакала и не могла говорить. Сергей Юрьевич быстро с ней простился и вытолкал меня на лестничную клетку. Как – то все получилось быстро и скомкано; я так ничего не поняла – что у неё произошло.
– Я знаю, что случилось, – произнёс Сергей Юрьевич, помогая мне спуститься по темной лестнице на первый этаж.
– Ульяну уволили по статье за пропажу учетных препаратов из Орловского кабинета. Поэтому я и задержался сегодня…
Сергей Юрьевич проводил меня до дома, потому что время на часах показывало двадцать два часа пятнадцать минут. Родители не захотели отпускать моего провожатого без ужина, хоть мне было несколько неловко за то, что ужин был слишком прост, и к чаю ничего не нашлось, кроме хлеба с вареньем.
Я думала, что утром всё отделение будет гудеть от новости про Ульяну, что только эта тема и будет предметом разговоров, но все прошло тихо, а уже к обеду об Ульяне и не вспоминали, словно её никогда и не было. Так странно. То есть, если я назавтра бы вдруг уволилась, то послезавтра меня бы позабыли? Неприятная правда жизни…
Сергей Юрьевич удивил – принес мне в операционную булочку к чаю. Это было так неожиданно и так вовремя, потому что времени перекусить не было совсем.
– Спасибо за ужин, – тихо сказал он и ушел.
– А чего доктор хотел? – с удивлением посмотрела на меня Татьяна Николаевна.
– Да я его вчера ужином выручила, а он мне сегодня долг вернул булочкой, – рассмеялась я.
Потом мы с Татьяной Николаевной, выдвинув нижний ящик стола анестезиста, положили булочку на бумагу и, разломив её на маленькие, неравномерные порции, лакомились под завистливые взгляды хирургов.
Как же всё – таки хорошо, что я вчера я встретила Сергея Юрьевича! Страшно даже представить, как бы я добиралась до Ульяны одна.

Паша

В субботу на улице было очень холодно, иногда накрапывал редкий, довольно мерзкий осенний дождик; ледяной обжигающий ветер прокрадывался сквозь одежду, но мы всё равно приехали на Арбат. Удивило обилие гулящих, не одни мы
оказались всепогодными.
По дороге зашли в мини – бар выпить по бокалу мартини и, сидя за столиком, наблюдали в окно, как притоптывают художники у своих картин – им, бедным, и отойти было нельзя, чтобы погреться.
Рядом с художниками расположился пожилой баянист. Если бы не инструмент в руках, его можно было бы принять за любителя подлёдного лова, случайно заплутавшего и пришедшего не туда: брезентовая накидка поверх чего-то очень тёплого, шапка ушанка, на которой сверху громоздился полиэтиленовый пакет, резиновые сапоги и табуретка-раскладушка… И только коробочка для монет, в которую он заглядывал буквально после каждого прошедшего мимо пешехода, причисляла его к постоянным обитателям творческой среды Старого Арбата.
Когда мы вышли из бара, баянист затянул «Одинокая ветка сирени». Играл он уверенно и вроде как без ошибок; я бы остановилась послушать, но девочки не хотели стоять на месте: всё же было холодновато для стояния на одном месте. А жаль – песня мне очень понравилась.
Мы так много раз приезжали на Арбат, гуляли по давно истоптанному маршруту, не встречая никого из знакомых, что даже привыкли к такому положению.
«Наверное, теперь все разъехались до весны…», – сделали мы скоропалительный вывод, но всё же решили, что свои поездки на Арбат не прекратим – настолько привыкли к улице, что она стала нам родной, тянула к себе, словно магнитом. Вот и в этот раз наш приезд уже не был целью кого-то увидеть или встретить. Мы приехали просто погулять, съесть по гамбургеру, выпить молочный коктейль, посмотреть на картины художников. Как же мы удивились, когда напротив театра Вахтангова обнаружили большую толпу.
Подойдя поближе, мы увидели знакомые лица – Витю
«Мальборо», Алынина, ещё несколько человек, которых мы знали в лицо. Стоило нам подойти, как тут же кто-то предложил пиво, кто-то меня попросил гитару подержать, кто-то попросил посторожить вещи, пока они в киоск сбегают. Потом я попробовала сыграть на чьей-то гитаре песню из репертуара группы «Аквариум» и даже сама не ожидала, что окружающая толпа начнет подпевать и поддержит игру ещё парой гитар. И вдруг я увидела Пашу… Он сидел совсем рядом, на перилах около магазина «Самоцветы» и слушал наши импровизации.
Вернулся хозяин гитары и инструмент пришлось отдать. Я подошла к перилам, и мы с Пашей остались одни. Вернее, не одни – вокруг были люди, но они на нас внимания не обращали.
– Как день прошел? – спросил он.
Я что-то рассказывала, но не соображала – что именно.
– А я уже весь какой-то мягкий, – блаженно улыбнулся Паша.
– Что? – не поняла я.
Паша с удовольствием поведал мне – какое количество спиртного успел он употребить с утра и как ему сейчас хорошо от этого.
К сожалению, алкоголики мне в жизни уже встречались. Перед глазами ярким больно режищум по глазам прожектором сверкнуло воспоминание про Артура и всё что я успела пережить с ним, Пашины речи и интонации в рассказе про количество спиртного и как теперь всё прекрасно на свете были слишком знакомы. И в это мгновение я слово очнулась от глубокого сна и теперь с удивлением смотрела на того, о ком еще минуту назад грезила. С моих глаз как будто упала пелена.
Я смотрела на Пашу совершенно иными глазами и не понимала – от чего так замирало моё сердечко, зачем я так мучила себя и ради кого?! Ради алкоголика? Актёра-неудачника, подрабатывающего на детских утренниках и эпизодических ролях в кино?
Господи! Какой ужас! Я сбежала когда-то без оглядки от пьяницы, навязанного мне насильно мамой, для того, чтобы добровольно, всем сердцем выбрать точно такого же? Зачем?!
Я отшатнулась от Паши, и он, видимо, заметил перемены в моем лице.
– Ты чего?
– Я?... Да голова что-то закружилась… Где же девчонки? Пойду искать…, – я так стремительно покинула место нашей беседы, что даже попрощаться забыла.
Девчонки стояли с другой стороны «Самоцветов» и о чем-то возбужденно переговаривались.
– Что сейчас было! – тараторила возбужденно Алька.
– Ты не поверишь! – вторила ей Ольга.
Перебивая друг друга и дергая меня при этом за рукава, девочки рассказали, что к ним подошел Алик и заявил, что хочет пива, и попросил Алю сходить вместе с ним в палатку.
По дороге Алик дал ей свой телефон и пригласил на свидание.
Алька совала мне в руки обрывок от сигаретной пачки, на котором зеленой авторучкой был накарябан номер.
Начался концерт. Работали Алик и тот, которого все называли
Папа – высоченный, худой наполовину лысый додик, которому с виду было далеко за тридцать.
Всё выступление Алик то и дело просил Альку сбегать за пивом, что-то подержать, постоянно смотрел на неё и улыбался. Как же нам было приятно – Альку пригласили на свидание! И никто-нибудь, а – артист!
С Арбата мы ехали в приподнятом настроении, а я несла в себе ещё и чувство громадного облегчения. Про свой разговор с Пашей я девочкам ничего не сказала, а то, что я с ним сидела на перилах, они, скорее всего, не видели.

Ольга

Весь вечер и всё утро дома я думала, как приду на работу и скажу девочкам, что Паша больше мне не нужен, больше
не интересен. Какими словами я это скажу, как начну разговор ... Сломала голову, но ничего стоящего в неё не пришло. Решила, что буду действовать по обстоятельствам и настроению.
Я поднялась на лифте на седьмой этаж, открыла дверь дежурки и… Мне повезло: в дежурке находилась одна Алька, и никого больше не было. Что ж – придётся начать с неё. Думала, вот попрошу её присесть и расскажу, как вчера общалась с Пашей. Но что это? Алька обошла меня и заперла за мной дверь дежурки.
– Маша…, – почему-то шёпотом, почти мне в ухо, проговорила она и покосилась на дверь, – поговорить надо… Я бы тебе не рассказала ничего, если бы ты не была моей подругой.
Она помолчала немного, как бы собираясь с мыслями, и выдала:
– Я считаю, что Оля делает не по-дружески. И вообще... Паша
– это же твой мальчик. А она…
Я вся напряглась от каких-то неприятных предчувствий, мысли, будто шальные, заметались в голове: «А что – Оля? И почему Паша – мой мальчик? Я же вообще решила с Арбатом завязывать… А каким образом Оля связана с Пашей?».
Пока я думала – сказать это вслух Але или нет, та продолжила свои причитания про плохую Олю. И я не выдержала.
– Да что она сделала такого?! Она с Пашей встречается?
– Нет, слава Богу! – Аля посмотрела на меня. – Нет. Мы сней вчера по телефону болтали, и она вдруг говорит: – Аля, ты можешь мне немного помочь? Я говорю – как? А она – помоги мне у Машки отбить Пашку…
– А чего отбивать-то? Мы же с ним не встречаемся, – удивилась я.
– Погоди ты… Она говорит – отобью Пашку, буду с ним. Отберу у него квартиру и пошлю его на хрен. Мне квартира нужна – я что с мамкой до пенсии жить буду?
– А она не в курсе, что это Алисина квартира?
– Видимо, нет. Маш! Какая квартира?! Ты хоть поняла, о чем она говорит?
– Я не дура, Аль.
Аля развернулась и ушла в операционную, а я встала у окна, чтобы переварить информацию. Оля, конечно, так сказанула не от большого ума, но все же… Значит, в голове у неё зрел план и скорее всего – давно. И это говорит о том, что она на Пашу давно положила глаз, а я-то, дура... Всё-всё ей доверяла, чувствами делилась, переживаниями и… Альку к нему чуть- чуть ревновала. Если сейчас скажу, что Паша больше мне не интересен, то Олька активируется и… А что, если у них с Пашей может что-то получиться? Если – да, то я же себе все локти от злости обгрызу. Ну, уж нет! Она мне мешалась под ногами, и я ей буду мешать.
Ничего не скажу о вчерашнем: для них всё должно остаться по-прежнему.
Алькино признание больно царапало в душе: мысль о том, что, когда я увижусь с Ольгой и буду ей улыбаться, приносила неприятное ощущение, вызывала тошноту. Я внутренне обрадовалась, что я в данный момент нахожусь на работе, и тут есть чем себя занять.
В этот день я и правда непрерывно работала, уйдя в процесс, как говорится, с головой. Мне нужно было привыкнуть к новому состоянию – равнодушия и покоя. Татьяна Николаевна заметила эти перемены во мне и сказала, что я какая-то не такая. Потом спросила – всё ли у меня в порядке?
Я не ответила вслух, но про себя утвердительно подумала: «В порядке, Татьяна Николаевна! Теперь-то, точно, в порядке!»
В обед произошло одно событие, на которое тогда я никакого внимания не обратила – в операционную вдруг пришел Сергей Юрьевич и пригласил нас на обед.
– А что, у кого-то день рождения? – удивилась Татьяна Николаевна.
– Нет…Там плов вкусный привезли; вдруг всем не хватит, и я… Приходите… Пока он горячий…
– Спасибо! – мы с Татьяной Николаевной переглянулись и приняли предложение. – Придём после операции…
Сергей Юрьевич не обманул – плов был очень вкусный, а ещё нас ждала булочка с маком от Сергея Юрьевича.
– Так мило, – Татьяна Николаевна стрельнула на меня глазами.
– Вы что, с доктором перекусами обмениваетесь?
– Нет, – я пожала плечами и покраснела.
Булочка нам понравилась, и мы поблагодарили Сергея Юрьевича за угощение, но, если разобраться, то это я должна была доктора булками подкармливать в знак благодарности за совместную поездку в Военный городок, а не наоборот. Я решили назавтра купить ему ответную булочку.скачать dle 10.5фильмы бесплатно