Анестезистка

А мечты – то сбываются!
Неужели, это все со мной?!
Только недавно я мечтала, что когда-нибудь однажды стану анестезисткой, буду работать в операционной, вдыхать запах стерильности, следить за ходом операции, носить хирургические халаты и вот вам, пожалуйста! Мечта внезапно сбылась!
Правда моя удача случилась благодаря крупным неприятностям, случившимся у других людей, но, к счастью, я не имела к этому никакого отношения.
Расскажу обо всём по порядку. Так уж получилось, что бригада реанимации и анестезиологии,
которая дежурила в субботу, решила отметить день рождения одной из медсестёр прямо на работе. Конечно, отмечать на работе свой праздник можно и даже нужно, но, как оказалось, делают это все по-разному. Кто-то покупает вкусности, нарезает салатики, ставит на стол бутылку «Шампанского» (и то не всегда), приносит тортик и печенюшки, а кто-то... Уверена, что всё бы обошлось благополучно, и никто ничего бы не узнал, если бы в этот день больницу не посетил проверочный рейд.
Рейд – это комиссия, состоящая из начальства разного уровня, которая появляется в любое время суток для проверки работы сотрудников. Все ли сотрудники на рабочем месте? Как они выглядят? В каком состоянии рабочие места? В порядке ли документация и так далее. Говорят, что в тот раз рейд застал самый разгар веселья – пьяная в дым бригада, на столе чего только нет, музыка – на весь этаж…
Наутро бригада трезвела под звуки выговора и вручение бумажек об увольнении по статье одним днем. Отделение анестезиологии и реанимации лишилось трёх своих лучших сотрудников одновременно. Лишилось бы и четырёх, просто четвёртая в ту злополучную субботу не дежурила, а приехала праздновать в свой законный выходной. Четвёртую пожалели и отпустили с миром домой отсыпаться, прочитав на дорожку нотацию о вреде пьянства.
Когда мы, дневная смена, в понедельник пришли на работу, нас ждало шокирующее известие о «подвигах» субботней бригады, длинная лекция о поведении на работе и клич к добровольцам – пойти в анестезисты.
Моя рука первой поднялась вверх: я так боялась упустить возможность, но я зря волновалась – моя рука оказалась единственной. Остальных назначили принудительно.
Вот и всё. С тех пор я – элита больничных медсестёр. Теперь я – анестезистка.
– Твоим наставником будет Лёша, – старшая медсестра кивнула на худого белобрысого паренька в зелёном хирургическом костюме.
– Я? Наставник? – прозрачно-голубые глаза паренька округлились, он испуганно закрутил головой переводя взгляд то на старшую медсестру, то на меня, то на заведующего. – Валентина Ивановна, я же только месяц как в анестезиологии! Меня же самого учить надо! Да…
Вот вместе и поучитесь, – Валентина Ивановна повернулась к Лёше спиной показывая, что тема закрыта.
Лёша повернулся ко мне:
-Я не наставник тебе, вон, Ирку, проси…, – и, круто развернувшись на месте, белобрысый быстрым шагом вышел из отделения, только входная дверь железно и громко закрылась за ним, заставив меня невольно вздрогнуть.
-Валя из ума что ли выживает? – раздался над моим ухом чей-то шепот; я обернулась. Это была Ира Тушенко, одна из самых опытных анестезисток отделения, та самая, четвёртая.
-Пошли, я учить буду. Только Вале не говори, а то она Лёшке втык даст.
Не могу сказать, что я обрадовалась такому повороту событий. Конечно, Лёшка был прав: для того, чтобы учить, нужно самому иметь какой-то опыт, но его отказ мне показался слишком грубым. Стало как-то даже обидно.
То, что в наставники набилась Ира, у меня вызвало протест, который я не решилась озвучить вслух. Этот протест тяжелым комком встал где-то внутри груди. Лучше бы это был кто-то другой; неважно кто, но я категорически не хотела в наставники Иру! Не хотела! Во мне всё кипело и бунтовало. Сначала я даже сама себе не могла объяснить – почему у меня на неё такая реакция, но чуть позже, успокоившись и разобравшись в себе, я поняла, что, во-первых, Ира мне не нравилась внешне; во-вторых, под увольнение попали все её подруги (неприятное, наверное, даже трагичное событие), а она тут же, буквально, через сутки, с великим рвением спешит учить новеньких, тех, кто занял места уволенных. Это сразу насторожило. В-третьих, она – моложе, и её командный тон задевал меня.
Как чуть позже я заметила, это не только меня раздражало, так как со всеми медсёстрами она говорила свысока, словно ей – не двадцать два года от роду, а у неё в трудовой книжке вписано двадцать лет непрерывного стажа на одном месте. Скорее всего – это просто мои плохие мысли, которые стоило как можно скорее выбросить из головы, ведь на тот момент главной задачей было
научиться, а остальное – чепуха и ересь.
Назначенный начальством Лёша сбежал, самонапросившаяся Ирина раздражала уже только своим присутствием, но других кандидатов в наставники не наблюдалось на горизонте, и я послушно пошла следом за ней, стараясь отмахнуться от скверных мыслей в голове.
Седьмой этаж – операционный блок. Сюда вход посторонним закрыт, это особая зона.
Ира с трудом сдвинула с места огромную железную дверь, разделяющую лифтовую и отделение.
Напротив входной железной двери находилось – три белых, совершенно одинаковых и без указательных табличек.
– Это – наши кабинеты, – обратилась ко мне Ира. – Самая левая комната – дежурка анестезистов, в середине – комната старшей медсестры реанимации и правая – кабинет заведующего реанимации, а по вечерам она же является ординаторской анестезиолога.
-Заходи.-Ира повернула дверную ручку левой двери и вошла в комнату первой.
Дежурка медсестер оказалась не очень большой, но уютной диван, обеденный стол, два огромных мягких кресла, высокий шкаф с личными вещами, большой железный сейф с лекарствами, стоящий прямо на полу, стол с электрической плиткой и умывальник с зеркалом.
Коллектив – небольшой, но судя по всему очень дружный. Пока я раскладывала свои вещи и осматривалась, Ирина достала из сумки сырники и стала их греть на плитке.
– Маш, Лёшку зови завтракать, – Ирина обратилась к женщине восточной внешности, раскладывающей какие-то вещи на сейфе с лекарствами.
– Ир, у меня там пятая хирургия; завтракайте без меня, – женщина вышла из комнаты и направилась по коридору в сторону операционных, здороваясь на ходу с коллегами.
– Маш, крикни Маше, той, что сейчас вышла – она часы забыла, – Ирина показала мне головой на диван, где на синем пледе белели наручные часы.
Я схватила часы и выскочила в коридор.
– Маша! Часы! – я бросилась догонять фигуру в конце коридора.
– Какая я тебе Маша! Девочка, ты что умалишенная?! – неожиданно женщина, за которой меня послала Ирина, круто развернувшись на месте, двинулась на меня, злобно ругаясь на весь коридор. – Кто тебе сказал, что я – Маша?! Я что, на Машу похожа??
Я испугалась и растерялась.
– Я думала про вас сказали… Я же – новенькая… А кто…,
– попыталась я оправдаться. Если меня послали не за ней, то за кем?
Женщина выдернула у меня из рук часы.
– Я – Алла! Для тебя – Алла Владимировна! Паспорт посмотри! – из нагрудного кармана халата появился документ, который женщина стала мне буквально тыкать в нос.
– Машка не бузи. Пошли в операционную, – проходящий мимо нас высокий широкоплечий хирург, сгрёб всё ещё бушевавшую не то Машу, не то Аллу Владимировну своими огромными ручищами и поволок в сторону операционной.
– Что, познакомилась с Машей? – хохотнула женщина в высоком колпаке, проходя мимо.
– Я не поняла...Так она – Маша или Алла? – я растерянно посмотрела на Иру, которая весело смеялась с другими ребятами над ситуацией.
– Это вообще трудно понять. Не бери в голову! Хочешь, будет – Алла, а хочешь – Маша, – Ира протянула мне блюдце с сырником.
Наконец в операционную подали больного, и пора было приступать к работе. Ну, с боевым крещением меня!
– В вены колоть умеешь? – Ира протянула мне капельницу.
Она ещё спрашивает! Конечно, умею! Причём, хорошо, ещё со второго курса медучилища, когда по стечению обстоятельств пришлось работать за процедурную медсестру.
Я всегда гордилась своим умением ставить капельницы и попадать в вены, но Иринина реакция на мои манипуляции была далека от восторга.
– Кто тебя учил так колоть вены? Неправильно делаешь! Ты так останешься без вены во время наркоза. Только не обижайся, хорошо? – Ирина вытащила иголку и показала, как колоть в вену правильно.
Надо же, я думала, что умею это делать хорошо, а оказалось меня неправильно научили, и я, в свою очередь, так же неправильно учила новичков.
Я разочаровалась в себе. Была уверена, что удивлю коллегу, а вышло, что опозорилась. Маленькая горькая пилюлька к торжеству и сбывшейся мечте.
Наблюдая за работой Иры, я чувствовала себя неумехой, и меня брала оторопь брала – неужели, и я так когда-нибудь смогу? Всегда думала, что я – опытная и умеющая медсестра, а оказывается мне ещё предстояло учиться и учиться.
Ирина убедила меня в своём профессионализме и заставила уважать, её навыки поражали. Я поняла, что она – милая, интересная, но всё-таки мне с ней рядом было неуютно. Холодная стена протеста и отчуждения не исчезла никуда, внутри по- прежнему несгибаемым стержнем стояло напряжение. Лучше бы меня учил Лёшка или кто-то другой, мне было бы комфортнее.
Ирина это тоже почувствовала, и к концу рабочего дня её попытки подружиться сошли на нет, она от меня отстала с разговорами, и – слава Богу!
Операция закончилась. Ирина пошла сопровождать пациента в реанимацию, а я вернулась в дежурку разбирать ящик с препаратами.
В каждой операционной есть стол анестезиста, в котором лежат всевозможные лекарственные препараты на все случаи жизни, а особо учетные и сильнодействующие приносятся с собой в специальных ящичках. Эти особо учетные препараты хранятся в сейфе в дежурной комнате.
Анестезист, собираясь в операционную, складывает в ящик определенный набор лекарств, затем вносит в специальный журнал отметку о том, что он забрал, в каком количестве, указывает время, когда он взял препарат из сейфа, а вернувшись обратно вписывает в журнал, сколько он лекарств вернул, куда потратил то, что не вернул и сколько было на часах времени, когда лекарство ввелось пациенту. Всё очень строго! Заполнение лекарственного журнала мне Ирина и доверила. Пока я вглядывалась в столбики, старалась понять, что и куда надо вписать, в дежурку вернулся Лёшка. Он и помог мне разобраться с записями.
– Ты же не обиделась, что я не стал тебя учить? – обратился он ко мне, когда с журналами было покончено. – У меня самого не всё получается, а тут… Это Валя не подумала, просто… И на Машку не сердись: она так всех новичков встречает. Вот увидишь– завтра придешь, и она первая к тебе целоваться полезет.
– Так она Маша или Алла? – решилась уточнить я.
– По паспорту – Алла, но была – Маша, – начал рассказывать Лёшка. – В общем, я подробностей не знаю, но изначально она была Аллой. Потом, видимо у неё в жизни что-то случилось, и она поменяла свое имя на Мариам. Она же родом из Армении, училась на Украине, работала в Молдавии, а потом переехала в Москву. Когда имя меняешь, надо же все документы менять, и она ездила по всем местам учебы и работы, меняла. Когда в Москву переехала никто не стал напрягать себя какой-то там Мариам – Машка, Маня и всё тут. Это почему-то Текнеджян так расстроило, что она решила поменять себя обратно на Аллу, но было поздно. Теперь она для всех Машка, под этим именем её знает вся больница. Иногда она обижается на Машку, даже плачет, а иногда – ничего.
В дежурку вошла Алла – Маша и сразу поняла, что говорим про неё.
– Ты прости, что накричала утром, – обратилась она ко мне. – Надоели со своей Машей, честное слово. Мне будет приятно, если будешь называть по имени, Аллой, – она снова достала паспорт из кармана, намереваясь показать мне имя, написанное в паспорте.
– Нет уж, ты теперь навсегда – Маша. Ну, какая из тебя Алла?
– усмехнулась Ира, только что вернувшаяся из реанимации, и Алла- Маша тут же отвернулась от нас.
Денек получился насыщенный. Утром я вошла в отделение простой медсестрой, а вечером вышла анестезисткой. Сбылась моя мечта, правда это стоило увольнения сразу нескольких человек, но я в этом не виновата.

Мысли

Теперь у меня появились новые коллеги, новые обязанности, новые знания и новая ответственность. С одной стороны, я была очень рада сбывшейся мечте, а с другой – приходилось очень многому учиться заново.
Работа анестезиста не такая суматошная и напряженная, как в реанимации: часто выпадают моменты, когда можно придаться собственным мыслям, и вот в эти свободные минуты мои мысли уносились на Арбат.
Я вспоминала прогулки по Арбату, концерты у Вахтангова, а ещё меня очень занимала мысль о том, что где-то там ходит Паша, очень похожий на цыгана. Я старалась представить, как он ходит на работу, звонит друзьям, выступает, и время от времени в голову прокрадывалось понимание, что он кого-то ещё и обнимает… Мне от таких мыслей делалось нестерпимо больно. Как же это так получается? Я все время думала о человеке, которого даже толком не разглядела, с которым ни разу даже словом не обмолвилась. Наваждение? Колдовство? Неужели я
влюбилась в какой-то мимолетный образ?
Часто я задавала себе вопросы: «Для чего мне Паша? Почему сердце выбрало именно его?». И не находила ответов.
Ведь сердце замерло, едва Пашина фигура попадала в поле моего зрения, словно видело или чувствовало родственную
душу, близкого человека. Может, оно знало заранее то, о чем не успел сообразить мозг?
Может быть, Паша был похож на кого-то, кто очень нравился мне в своё время?
Я прокручивала в голове образы мальчиков, которые мне когда-либо нравились, но все, кого смогла вспомнить, не был с Пашей даже внешне схож.
Иногда я пыталась фантазировать на тему, как мы с Пашей познакомимся и что будет дальше. Однако фантазии не складывались во что-то позитивное: никакие розово-конфетно- счастливые картины перед глазами не вставали, и я ничего от него не ждала.
Я сама себя не понимала. Было оглушающее мощное чувство, от которого сильно стучало сердце, но в тоже время голова оставалась холодной, уносящих за горизонт чувств не возникало. Возможно, потому, что мы с Пашей лично не были знакомы. Странная, непонятная ситуация. Как же хорошо, что меня поддерживала Ольга, которой можно было просто выговориться, от чего становилось легче. Жаль только, что Ольга работала ночами, и мы виделись не каждый день, зато нас объединяли общая тайна и наш Арбат, куда мы ездили почти каждый свободный вечер. Правда наши поездки не имели никаких последствий – приехали, послушали концерт и разъехались по домам, но каждая поездка превращалась в значительное событие, которое сопровождалось ожиданием чего-то важного.

Заведующий

В тот день я на работе узнала, почему Ира и её уволенные подруги – настолько умеющие и знающие медсестры. Наблюдая за работой Иры, за ее решениями и действиями можно подумать, что перед тобой – врач или, как минимум, ординатор. Я слышала, что были даже ситуации, когда Ира работала в отделении врачом. Как оказалось, девочкам повезло. Маша (она же – Алла) рассказала, что в отделении работало много студентов четвертого и пятого курсов института, которые выбрали для себя реанимацию, как направление своей дальнейшей деятельности и естественно пришли сюда и на стажировку, и потом на работу.
– Кадры надо растить свои! – постоянно говорил заведующий и дал врачам распоряжение натаскивать студентов, выдавая им задания, учебную литературу; объясняя, тренируя на манипуляциях. Ира и другие медсестры не растерялись, а попросили тоже их учить: мол, вдруг решим в институт поступать.
Думаю, это был самый действенный и правильный подход в подготовке кадров: ведь к окончанию института в отделение попадал уже готовый специалист, которому можно было многое доверить, а подученные медсестры легко могли заменить в какой– то, не очень сложной ситуации врача. Жаль, я не попала на такую учебу!
Нам, новому набору анестезистов, знаний явно не хватало, а врачи хотели рядом с собой видеть специалистов не ниже уровня тех девочек, которых уволили.
Однажды, например, произошел очень показательный случай.
В обед, когда закончились плановые операции, и все анестезисты находились в дежурке к нам зашел заведующий.
Он прошелся по кабинету, встал рядом со столом и каким-то рассеянным взглядом обвел всех присутствующих.
– Разве это анестезисты? – в его интонации прозвучала такая горечь, что все почему-то встали со своих мест . – Где мои орлы?
– Мы их научим, Валерий Иванович. Они пообвыкнуться, и всё будет получаться, – попыталась вступиться за нас Ира.
– Научим… Их сколько времени учить надо?! А девочки… Царицы были! Царицы…, – Валерий Иванович в сердцах махнул рукой и пошел к двери. – Вот до чего ваша пьянка доводит! Кто просил на дежурстве?!! Эх….
Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что тяжёлая железная пепельница, в виде ёжика стоявшая на столе, подпрыгнула. В дежурке повисла гнетущая тишина. Этот хлопок дверью очень больно отдался в душах присутствующих обидой – нас всех унизили и, причём, ни за что.
– Не берите в голову. Он очень любил девчонок – он же сам их учил, – Ира дружески похлопала меня по плечу. – Всё пройдет– приработаетесь.
– Он любил…А мы-то чем ему виноваты?! – вскипел Лёшка и закурил сигарету.
У меня же было своё мнение. Ясно было одно – мы должны учиться, а точнее нас должны учить, особенно если хотят около себя видеть «Цариц», и это понимание мне только что нацарапали гвоздём на моём самоуважении. Домой шла я расстроенная.


На концерте

Ольга сама вытащила меня на Арбат: сказала, что у неё даже пятки горят – так хочется на концерт. А у меня-то
как горели!
Для предстоящей прогулки Ольга приоделась – нарядная белая кофта, короткая черная юбка, а на груди – серебряный кулон в виде клоуна. Весь вечер я украдкой разглядывала этот кулон, пытаясь понять – нравится он мне или нет. С одной стороны – детский какой-то и неуместный, на мой взгляд, для девушки, а с другой – оригинальный. Знаю точно, что себе такой кулон я бы никогда не купила.
Нам, а точнее мне, сегодня сильно повезло – в концерте участвовал Паша.
И вот – знакомые голоса, смех, аплодисменты и звуки гитар. Эти звуки проникали в самые отдалённые уголки моей души, я снова растворялась в собственных мечтах, упиваясь воздухом Арбата. Меня кружило и уносило. Я погружалась целиком в водоворот представления. Я замирала в оцепенении, проникнувшись Пашиным голосом, ловя каждое его движение. Увы, Паша на меня не смотрел, наши глаза ни разу не встретились, но мне было достаточно уже того, что я его просто увидела и услышала.
Время пролетело незаметно. Вроде только недавно пришли, вроде почти только что пробрались в первый ряд, а артисты уже прощались с публикой.
По всему старому Арбату зажглись фонари. Пора было идти домой. По дороге к метро обсуждали концерт и делились наблюдениями.
– Он на меня совсем не смотрел, – разочарованно сказала я.
– Как так – не смотрел? – Ольга даже остановилась, удивлённо глядя на меня. – Да я была уверена, что вы в гляделки играете. Думала, повернешься ко мне, а он в тебе дырку просверлит взглядом.
Умела же она успокоить и приободрить! Я, не сдержавшись, бросилась Ольге на шею. Может, и правда, было что-то такое, чего я не заметила?
Скорее всего, у меня попросту – замечательная подруга, которая всегда поддерживала.
скачать dle 10.5фильмы бесплатно