Картины и «Ежи»

Прошло три дня с момента нашей совместной с Макаром поездки на Арбат, а он ни разу не напомнил о себе. Наверное, почувствовал, что я его буду посылать. Да и черт с ним, с этим Макаром!
Позвонила Ольга и первым делом поинтересовалась, есть ли у меня продвижения в деле с Пашей. Я ей рассказала про прогулку с Сережей и про то, что он назвал меня при всех своей дамой.
– Ну, что ж ты так? – вздохнула трубка. – Поехали исправлять ситуацию. Тебе же Макар больше не нужен?
– Нет! – отмахнулась я рукой, хотя этот жест больше был адресован мне самой нежели невидимой подруге.
Ольга поехала на прогулку после каких-то своих дел, поэтому мы договорились встретиться не на «Третьяковской», как у нас было заведено, а уже на самом Арбате, напротив дома, в котором раньше располагался магазин «Охотник».
Я так хотела скорее очутиться на Арбате, так спешила быстрее попасть в его атмосферу, что, не рассчитав время, приехала значительно раньше назначенного срока. Пришлось какое- то время дожидаться Ольги, а ожидание, как известно – это весьма скучное занятие. От нечего делать я стала рассматривать акварельные картины, развешанные на стене дома.
– Что вас интересует? – ко мне подошел нетрезвый мужчина в грязной, пыльной одежде. Если бы не его вопрос и жест в сторону развешенных картин, то я бы решила, что передо мной – самый обычный бомж.
– Просто, смотрю, – ответила я и отодвинулась от него в сторону: находиться рядом с таким экземпляром было крайне неприятно. – Я подругу жду.
– А – а – а – а…, – понимающе протянул он. Я было подумала, что разочарованный в своих ожиданиях продавец сейчас отойдёт от меня в сторону, но тот решил продолжить общение. – Ну, тогда просто скажи – какая тебе картинка больше всего нравится?
Я подошла к делу со всей серьезностью и принялась внимательно осматривать все вывешенные на стене картины. Да, мне было очень скучно, а так – хоть какое-то развлечение. Плюс ещё, увидев с какой надеждой художник наблюдает за мной, я не нашла в себе сил – честно признаться в том, что не являюсь ценителем городской акварели и не вижу ничего интересного в детально нарисованных зданиях. Недолго бомжеватый художник один наблюдал за моим осмотром картин: буквально через минуту к нему присоединились все его коллеги, до этого сидевшие рядом со своими шедеврами на табуретках.
Наверное, забавно смотрелось со стороны, как девушка, окруженная плотной кучкой небритых, грязных мужиков, короткими шажочками передвигается от одной картины к другой. Чтобы совсем не разочаровывать окруживших меня художников своим равнодушием, я выбрала рисунок, который мне показался самым симпатичным и показала на него рукой.
– Мне вот эта нравится.
– Серёга, это – к тебе! – махнул головой в мою сторону бородатый и отошел.
– Две пятьсот, – коротко озвучил цену подошедший ко мне мужчина в изрядно помятом светлом пиджаке.
– Ваш коллега не так понял, –принялась я заново объяснять. – Я просто подругу жду. У меня даже денег нет с собой.
– Я-то думал..., – разочарованно брякнул мужик и отошел от меня.
Я повернулась спиной к «картинной галерее» и стала высматривать Ольгу в многолюдной толпе, гадая – с какой стороны она появится, а про художников тут же забыла.
– За тысячу возьмешь? – вдруг раздался сзади голос.Я вздрогнула от неожиданности и обернулась: хозяин картины смотрел на меня вопросительно.
– Да я подругу жду, – повторила я.
– Хорошо, семьсот пятьдесят. Всё, больше скинуть не могу.Это – нижний предел.
– У меня нет денег с собой. Я могу карманы вывернуть. Я жду подругу, серьёзно... Мне было скучно, и я рассматривала картинки. Меня спросили – какая тебе больше нравится?
– Всё, я понял, – художник отошел в сторону, делая разочарованные знаки остальным продавцам.
Наконец появилась Ольга. Было видно, что она торопилась
– запыхавшаяся, раскрасневшаяся, с чуть растрепанными волосами.
– Прости, я время немного не рассчитала. Уф – ф…, – она открыла свою сумочку. – Сейчас перекурю, и пойдем.
– Это – твоя подруга? – к нам подошел бородач. – Слушай, ну, хоть за двести возьми.
– Да нет у меня денег, – я начала терять терпение.
– Понимаешь, трубы горят. Я бы тебе даром подарил. А так хоть с ребятами посидим, – художник с надеждой смотрел то на меня, то на Ольгу. Я не смогла сдержаться и расхохоталась.
Это же надо как скинул цену – с двух с половиной тысяч до двухсот рублей. Ай да накрутка тут!
Концерта около театра сегодня не было, но всё же мы вечер провели не просто так: нас ожидало маленькое творческое открытие – мы нашли «Ежей».
Нет, мы нашли не милых колючих зверьков, а коллектив уличных музыкантов. Они стояли напротив доходного дома Ечкина, серого массивного здания с чугунными решетками вместо балконов. Четыре черноволосых горбоносых армянчика с гитарами пели студенческие песни, переделки популярных шлягеров и юмористические песенки. Да так это у них задорно выходило, что сдержать улыбку было невозможно.
Один из парней внешне очень походил на Евгения Хавтана из группы «Браво». Это и стало поводом, чтобы около них остановиться.
Сначала я заметила «Хавтана» – обратила внимание на то, что команда очень отличается от обычных уличных исполнителей: на их лицах читалась интеллигентность. Потом мы начали вслушиваться в то, что они поют, и нашли репертуар вполне приличным. Затем обратили внимание на профессионализм, с которым они исполняли песни: это было не дворовое треньканье на трёх аккордах. В общем, около этих ребят мы стояли очень долго.
Интересно, а почему они себя назвали – «Ежи»? О том, что это их название мы с Ольгой узнали из маленькой истории. Дело было так.
Музыканты пели очень известную песенку, и народ охотно им подпевал, хлопал в такт в ладоши, пританцовывал. Когда песня закончилась, какая-то бабулька поспешила подойти к солисту, пока тот не начал новую песню.
– Ой, вы так хорошо пели! – бабуля коснулась его руки. – Душа моя обрадовалась – какие вы молодцы! А как вас зовут?
– «Ежи», – ответил солист.
– Это имя такое? – удивилась пожилая женщина.
– Нет. Это – название коллектива, – пояснил солист. – Простите, у нас сейчас идёт выступление.
Бабушка смутилась, отошла на один шаг назад, но потом, видимо, на что-то решившись, открыла свою сумочку и достала оттуда…булку и опять направилась к солисту.
– Вы мне очень понравились, но денег у меня нет. Можно я вас угощу?
Не знаю, как бы поступили другие уличные артисты, но «Ежи» очень тепло и искренне поблагодарили бабушку, пригласили её стать особым гостем на их выступлении и пообещали скушать угощение, когда будет перерыв. Бабушка отказалась, сославшись на слабые ноги и малые силы, но от места выступления она уходила, сияя счастливой улыбкой. Этим поступком «Ежи» убедили меня: они – очень хорошие люди. И я пообещала себе при случае снова навестить замечательных ребят.

ЧП с ЧП

С неприятного ночного события прошло где-то две недели. Когда в очередной раз Владимир Владимирович пришел на дежурство, то сразу начал вести себя как-то подчёркнуто странно по отношению ко мне: если я заходила в дежурку, то он тут же выходил, даже несмотря на то, что до этого что-то рассказывал, ел или пил. Если я находилась в комнате или палате, то он туда не заходил до тех пор, пока я не покидала её. Не могу сказать, что действия Владимира Владимировича меня задевали; скорее– удивляли. Такое чудаковатое поведение не укрылось от глаз наблюдательных сотрудников, и мне стали задавать вопросы:
– Маша, а ты что, с ЧП поругалась?
Подруга старшей медсестры, Светлана Николаевна, по секрету сообщила о том, что ЧП приходил смотреть мой график дежурства на следующий месяц, чтобы нам с ним случайно не пересечься.
«Интересно, а почему – ЧП?» – подумала тогда я. Ну, вот его называли ещё В. В.; тут всё понятно – Владимир Владимирович, а – ЧП? Если бы у него фамилия была какая – нибудь Чаплыгин, то тогда вопросов бы не возникло, а он – Сальников. Однажды у медсестер зашёл разговор про врачей, и я спросила: почему – Сальникова называют все ЧП?
– У нас тут медбрат работал, Пашка Поляков... Так он очень походил на друга Чёрного плаща, гуся в лётной шапочке. Зигзагом его звали, что ли..., – сказала Инна, одна из самых старых медсестер отделения. – Паша юморил всегда и эту похожесть сделал своей «фишкой». Куда-нибудь идёт и обязательно фразочку «от винта» вставит. И вот они как-то на пару с В. В. дежурили и что- то разыгрались не на шутку, расшутились; и между ними проскользнуло, что если Паша – Зигзаг, то Владимир Владимирович – ЧП. Эта затея им понравилась, и они так долго игрались, а потом прозвище ЧП к Вовке прижилось. Паша давно уволился, а Владимир Владимирович так ЧП и остался. Но ведь ему же идёт.
И правда, эта кличка шла ему. Как же у него всё интересно получалось: сам накосячил, сам обиделся, сам стал прятаться. Словом, самостоятельный мужчина.
ЧП очень скоро снова подтвердил свою кличку.
После короткого курса «молодого бойца» у Ирины меня отправили работать в урологическую операционную, где моим врачом стала Татьяна Николаевна, молодая и очень симпатичная врач.
В урологии – короткие и самые чистые операции: анестезисты из этой операционной самыми первыми заканчивают свой рабочий день. Казалось бы, вот она, радость, но не всё так просто... Хозяйка там была операционная медсестра Катерина Николаевна, самая старая медсестра в больнице, самая опытная и самая суровая. Говорили, ей уже – шестьдесят лет. Несмотря на свой возраст, она все помнила, все знала, за всем наблюдала. Строгая и требовательная; даже врачи с ней разговаривали шепотом, глядя в пол, не осмеливаясь поднять глаза. Признаться, я её боялась.
Все у нас было мирно и ладно до тех пор, пока Татьяна Николаевна не заболела и ей на подмену не вызвали ЧП…
ЧП вбежал в операционную следом за каталкой с пациентом, поднял глаза на меня и…выбежал.
– Куда это он? – тут же спросила Катерина Николаевна, посмотрев на меня.
– А я-то откуда знаю? Наверное, что-то забыл, – пожала я плечами, продолжая заниматься своими делами.
Когда я собралась ставить пациенту капельницу, Катерина Николаевна опять меня остановила.
– Подожди, пока твой врач не вернется. Тем более еще не пришли хирурги. Не спеши.
Как она оказалась права!
Хирурги долго не шли... Я не ведала, что их там так задержало, но и моего врача не было.
– Сходила бы ты их поискала, – посоветовала Катерина Николаевна. – Я побуду с пациентом.
Я вышла в коридор и застала неприятную сцену: Владимир Владимирович требовал его отправить в другую операционную, отказываясь работать со мной. Заведующий возмутился таким заявлением, и теперь между ними шла напряженная перепалка. Увидев меня, Валерий Иванович ткнул пальцем в грудь Владимира Владимировича:
– А ты ведешь себя непрофессионально и неэтично. Иди и работай. Свои закидоны оставь дома!
Надо ли вам говорить, насколько разъяренным ЧП вернулся в операционную. Теперь он был готов меня сожрать или растерзать, и ему его статус это позволял.
Его бешенство и раздражение я приняла на себя, абсолютно несправедливое и слишком жёсткое для ситуации. Даже Катерина Николаевна возмутилась.
– Вы почему себя так ведёте с медсестрой? Кто вам так позволил так вести себя, да ещё и при пациенте? Я после операции поговорю с вашим заведующим и, если меня это не устроит, то – и с главным врачом.
– Ваше дело – операционный стол. Соблюдайте субординацию и не лезьте не свое дело! – отрезал Владимир Владимирович.
– Ах так? – Катерина Николаевна вышла из операционной, всем видом показав, что идёт жаловаться.
Дело набирало скандальный оборот: Катерина ушла, гордо подняв голову, ЧП бесился, мы с пациентом переглядывались круглыми от ужаса глазами, а хирурги всё не приходили.
– Меряй давление, ставь капельницу! – прогремел голос Владимира Владимировича.
Я наложила на руку пациенту манжету от аппарата давления, но не успела довести дело до конца, как поступило новое распоряжение от ЧП.
– Беги в урологию! Где они там! Где Катя?! Мухой! Да брось ты это давление!
Не время было спорить, и я тут же помчалась в урологию, понимая, что позвонить невозможно – середина рабочего дня и все телефонные аппараты заняты.
Урологи нашлись в экстренной операционной, куда привезли тяжело раненого.
– Отправляйте этого пациента обратно в урологию! – распорядился уролог Корнеев увидев меня, потому что в этот момент стоял за операционным столом в экстренной операционной.
Что ж, и так бывает!
Я пошла обратно в урологическую операционную и увидела там Катерину Николаевну в состоянии крайнего возмущения.
– Ты почему ушла из операционной?! Кто бросает пациента одного?
– Тут Владимир Владимирович был – он меня в урологию послал…
– Что значит – послал?! Никого тут не было. Ты знаешь, что тут было?
– Что? – от испуга я чуть было не рухнула на кафельный пол.
– Кто из вас мерял давление пациенту?
– Я…
– Ушла и манжетку не расслабила! Я пришла, а пациент в операционной один, и рука у него – синяя!! Кто так делает??!
Какой ужас…
Неприятный для меня день. В голове проскользнула мысль,что ЧП специально надул манжету и ушел, чтобы отомстить мне. На другой день в операционной меня ждала Ольга Николаевна, ещё один врач из нашего отделения: Владимир Владимирович добился своего – перевёлся в другую операционную. «Ну, и
хорошо, – подумала я, – мне так спокойнее!»


«Ежи» и она

В пятницу мы гуляли с Ольгой на Арбате.
Концерта у театра Вахтангова не было. Когда мы это выяснили, то вопроса «куда пойти дальше» даже не возникло – наш маршрут тут же выстроился сам – к серому дому Ечкина, рядом с которым обычно давали свои представления «Ежи».
Темноволосые красавчики (не уверена, что ребята были именно армянами по национальности, но раз уж я их так заявила, то пусть они ими и будут) стояли на своем месте, о чем свидетельствовала группа зрителей и звуки гитар.
Мы пробрались в самый первый ряд. Некоторые песни были узнаваемы и от этого делалось на душе тепло. Интересный такой эффект сопричастности к действию – ты не знаешь этих людей, стоящих с гитарами в центре круга, ты не знаешь этих людей, слушающих выступление, прижавшихся тесно к тебе, образуя зрительский круг, но вы находитесь на одной волне, в одном ритме ноги отбивают такт, ты вливаешься в поток общей энергии, и вот слова, вроде бы незнакомой вначале песни, сами ложатся на язык, и ты с удивлением понимаешь, что подпеваешь её, едва запомнив и половину. Волшебное состояние!
Некоторые песенки «Ежей» я слышала и раньше на школьно– дворовым посиделках, а вот про Сусанина Ивана Даниловича услышала, когда мы первый раз наткнулись случайно на этих ребят. Песенка мне так понравилась, что я снова, сама от себя не ожидая, почти полностью пропела её с артистами:
Русский лес – над русской речкой, В русском поле – русский снег,
И лежит на русской печке Честный русский человек. Он хлеб вкушает ржаной, Сегодня он выходной.
Сусанин, Сусанин, Сусанин... Иван Данилович…
На этот раз «Ежи» выступали не одни: рядом с ними находились две девушки, видимо, их знакомые. Одна, просто, скромно стояла неподалеку, улыбкой поддерживая ребят, бросая им взгляды, а вот вторая… Нескладная, коротко стриженная шатенка в белой панамке, в огромнейших несуразных розовых очках и коротких шортиках, она отчаянно извивалась всем телом, дергалась и кривлялась, словно ей за шиворот насыпали горсть муравьев. Наблюдая за её ужимками и трепыханиями, я нашла, что она похожа больше на стрекозу без крыльев, чем на модную девицу, которой та хотела казаться. Я была уверена – ей мнилось, будто она круто танцует. Ну, почему никто из друзей ей не сказал насколько она выглядит смешно?
Через какое-то время Ольга потянула меня за руку:
– Пойдем, погуляем, а то девицы на нас уже косо смотрят.
И, правда, подружки «Ежей» всё чаще посматривали в нашу сторону и даже о чём – то переговаривались.
– Пошли в зоомагазин? – предложила я Ольге, в душе надеясь, что возле Вахтангова увидим кого-то из Пашиной компании.
– Пошли. Подожди, только перекурю.
Мы отошли от «Ежей» и встали в удобном месте, чтобы не мешать прохожим. Ольга копалась в сумочке, выискивая сигареты, а я смотрела на мелькающую мимо нас пёструю толпу и в этот момент заметила ЕЁ…
ОНА притянула к себе мой взгляд, словно магнитом, мне хотелось смотреть на НЕЁ, наблюдать за НЕЙ, и в тоже время было страшно это делать, опасаясь, что ОНА заметит мой взгляд, поймает его, ответит на него. ОНА…Я назвала её «ОНА», потому что не знала имени и не была уверена, что хочу его знать. ОНА – это сказочной красоты и столь же невероятной худобы темноволосая девушка. У неё было ужасающе бледное лицо, что поначалу мне не верилось – живой ли человек передо мной. В ЕЁ глазах царствовали тоска и страдания, короткие волосы, чуть взбитые и растрепанные, что не портило, а напротив завершало образ призрака. Несмотря на тёплую летнюю погоду, ОНА была одета в чёрный свитер с длинными рукавами, растянутыми настолько, что из рукавов выглядывали только кончики тонких белых пальцев; в черные джинсы и кроссовки. Она шла вроде бы в толпе и в то же время – сквозь толпу.
Настоящий призрак, который почему-то проявился наяву средь бела дня и держа только ему ведомый путь, просверливая пространство невидящим взором. Я была поражена этой прекрасной, но какой – то смертельной красотой. Скорее всего, девушка принимала наркотики. Потерянная душа...
ОНА вдруг остановилась и, подойдя к стене дома, уселась на картонку, брошенную на брусчатке, и в эту же секунду из магазина выскочил мужчина в белом халате.
– Иди отсюда! Что ты тут уселась! – прикрикнул он на девушку, и та, не говоря ни слова, встала и пошла дальше. Я проводила её взглядом, искренне жалея. Как так получилось, что она такая? Есть ли у неё родные? Знают ли они о её состоянии? Где она живёт? Где спит? Почему-то я была уверена, что этой девушке недолго оставалось жить. Как жаль.
Ольгу девушка- призрак совсем не впечатлила, она попросила меня не пялится так на постороннего человека.
Мы зашли в зоомагазин. Люблю я бывать в таких местах, рассматривать рыбок, птичек, крысок. В этот раз нам попались пауки – птицееды, которых можно было приобрести за довольно приличные деньги. Я не имела понятия, сколько всего особей было в магазине, но одна сидела в витрине внутри небольшой прозрачной коробки.
– Ты что думаешь, это – живой паук? – подруга улыбнулась, подтрунивая над моей наивностью. – Это – сушеный, для коллекции.
Ольга показала пальцем на стену, заполненную до самого потолка рамками с засушенными насекомыми самых разных видов.
– А почему тогда он – не на стене, а внутри витрины? – задала я вопрос, и в этот момент паук задергал лапками, меняя позу. Нас с Ольгой от витрины как ветром сдуло. Он оказался живым!!! Он, правда, там шевелился!!! Ужас пупырышками промчался по коже, словно я паука сняла со своей руки, а не просто увидела запертого в коробочку.

В.В.

Каким же Владимир Владимирович оказался непредсказуемым человеком – то начинал домогаться, то отказывался со мной работать и прятался при виде моей персоны чуть ли не под стол, то закатывал истерики и скандалы, а то… Как-то утром, прийдя на работу, зашла я в дежурку и, к
своему удивлению, застала там Владимира Владимировича попивающего кофе в компании Маши, Ирины, Лёши и Ольги.
– А вот и Машусик – трампампусик! – весёлым голосом прокомментировал мой вход Владимир Владимирович.
– Здрасти..., – я не смогла скрыть своё удивление от такой встречи.
– Ну, что, Лёха, в карманах с деньгой плохо... Купил сигареты?
– Владимир Владимирович был явно в хорошем настроении. – Делись, зря что ли в лифте катался с тобой?
– Володь, что случилось-то? – засмеялась Ирина. – Давно тебя в таком настроении не видела.
– А потому что – лето, отпуск! – пропел ВВ и, поставив чашку в раковину, направился к выходу. – Трампампусик-Машусик, я сегодня с тобой – в урологии.
Мы удивлённо переглянулись с Ириной; та пожала плечами: дескать, не знаю чего это с ним происходит.
Я собрала ящик анестезиста и пошла на рабочее место.
Операционный блок занимал целый этаж здания и состоял из трёх частей. Левую часть занимали три плановые операционные– две хирургические и одна, самая дальняя, урологическая. В средней части этажа находились одна плановая эндоскопическая операционная и несколько административных кабинетов: кабинет заведующего реанимации, кабинеты старших медсестёр реанимации и оперблока, кабинет анестезистов, кабинет операционных медсестёр, буфет, ординаторская и марлевая. Правая часть тоже включала в себя три операционные – две гинекологические плановые и одну экстренную. После того, как заканчивался плановый операционный день, одна из гинекологических операционных превращалась тоже в экстренную.
Итак, я двигалась в сторону плановых операционных, уверенная, что сейчас поверну за угол, пройду по длинному чистому светлому коридору почти до самого конца, потом поверну налево, пройду через стеклянные двери и увижу санитарку Алсу, за которой была закреплена урологическая операционная. Но до места назначения я не дошла, потому что прямо за углом коридорного поворота меня ждал ЧП…
Он внезапно преградил мне путь, появившись из ниоткуда, и я вздрогнула от неожиданности.
– Не ожидала меня увидеть? –огорошил он меня вопросом и, не дав ответить, продолжил. – Сегодня оперируют пациента,которого очень долго готовили к операции, это – мой пациент. Ты же не против со мной поработать?
Его предложение ввело меня в ступор: я не знала чего от него ожидать, но то, что тут за углом находилась куча народу, что в любой момент в коридоре мог кто-то появиться, меня почти сразу успокоило.
– А почему я должна быть против?
– Ну мало ли…Ведь ты же знаешь, что между нами происходит…
– А что между нами происходит? – моя кажущаяся уверенность начала снова превращаться в испуг.
– Вообще, я так никогда не делаю…
– Как?
– Ты знаешь – как…
Я попыталась отойти от врача и продолжить свой путь. Тем более, что в коридоре показалась старшая медсестра оперблока, которая обойдя нас, скрылась из глаз за углом, но В.В., поймав меня за локоть, заставил идти медленно рядом с ним.
В коридоре было пусто: больных ещё не подали, хирургов тоже ещё не было видно.
– Владимир Владимирович, я вас не понимаю, – я начала жалеть, что мы удалились от спасительного поворота в общий коридор.
– Маш, а если это – страсть? – его рука цепко ухватила меня за локоть.
– Маша, у тебя все хорошо? У вас всё тут в порядке? – раздался внезапно голос Галины Павловны, старшей медсестры опреблока. Мне показалось – она не уходила по своим делам, а спряталась за углом подслушивая нас. Неприятно – то как....
Досадно, что я попалась в поле её зрения, значит, теперь сплетен и насмешливых уколов не избежать.
– Всё хорошо, Галина Павловна, мы обсуждаем предстоящую операцию, – попыталась я дружелюбно улыбнуться.
– Черт! – вырвалось шепотом у В.В., и рука его тут же отпустила мою.
Убедившись, что рядом никого нет, я повернулась к нему и сказала:
– Уважаемый Владимир Владимирович, ничего не было и не будет! Я забыла обо всём, и вы забудьте – мы, просто, с вами работаем.
В этот момент лицо В.В. заметно посветлело, он словно выдохнул и выпустил из себя что-то очень его беспокоящее.
В операционную я уже вошла с тем Владимиром Владимировиче, которого знала до ночной истории.
Я и, правда, согласна была всё забыть – очень уж Владимир Владимирович непредсказуем. Мне таких прыжков из стороны в сторону не надо. Теперь мне стали понятны недосказанные фразы некоторых сотрудниц, что от Володи надо держаться как можно дальше, что он человек со своими закидонами, видимо, не я первая, кто столкнулся с разными сторонами его натуры. Через какое – то время обнаружила, что разлюбила творчество Александра Буйнова, к которому ещё не так давно очень тепло относилась, и всё из-за внешнего сходства артиста с Владимиром Владимировичем. Глупо, конечно, но ничего с собой поделать я не могла.

Опять – мысли

В анестезиологии рабочий день проходит спокойно и размеренно: есть набор обязанностей и действий, есть наборы лекарственных средств и их комбинации, которые знаешь наизусть. Когда работаешь почти на автомате, в голове остаётся место для посторонних мыслей, тех, которые никак не связаны с текущим рабочим моментом, и у меня эти пустоты очень часто заполнялись Пашей и Арбатом.
Навязчивые и очень болезненные, эти мысли сами собой от любой исходной точки возвращались к нему, моему незнакомому, но почему-то очень важному человеку, опять и опять задавая мне одни и те же вопросы, как в заевшей пластинке. Теперь же к вопросам «Кто ты такой?» и «Для чего ты мне?» добавилось понимание, что ситуация не изменится никак если я сама не предприму решительных действий.
А какие действия я могла предпринять? На что могла решиться? Что мне, как девушке, позволено? Или скорее – что себе я могла позволить?
Почему всегда в жизни всё складывается не так, как хочешь ты, или, в лучшем случае, не совсем так, как ты хочешь? Закон подлости? Проверка твоих истинных желаний?
Парням – гораздо проще: понравилась девушка – взял, подошел к ней, познакомился, заговорил. Девушкам подобная стратегия не подходит, да и не получится так. Казалось бы, ну, что тут такого? Ан нет… Так не принято. Нас не так воспитывали.
Вот почему я не могла подойти к Паше и сказать: «Ты мне нравишься»?
Не могла, потому что – воспитание, мораль: девушка должна быть стыдливой и скромной… А если всё же набраться смелости и…?
Но что он сказал бы на это в ответ? Как он отреагировал бы??
Взял и обозвал бы дурой?
«Да я и есть дура!» – убеждала я себя: влюбиться в незнакомого парня, какого-то уличного бездельника.
Помню, как в седьмом классе я влюбилась в продавца из магазина электротоваров и каждый вечер туда таскала подруг только ради того, чтобы увидеть его. Я первой входила в магазин, тут же глазами выискивала знакомую фигуру, делала вид, что рассматриваю абажуры и светильники, а сама во все глаза пялилась на голубоглазого блондина со шрамом на подбородке. Моя влюбленность улетучилась одним мигом, когда увидела свою симпатию в обнимку с девушкой на остановке. Блондин тут же мне стал неинтересен.
А если бы я увидела Пашу с девушкой, моя тяга к нему пропала бы таким же образом?
Пашина личность меня очень занимала: какой он вне концертной жизни? Работает ли где? Если трудится , то – кем? Где он живет?
Эти вопросы жгли, мучали и не давали спать. Его образ, как застывший кадр, постоянно стоял перед глазами. Я помнила его каждый взгляд, каждый жест…
И было мне больно…. И было в душей моей пусто… И – горько… Я хотела его увидеть, услышать... И в тоже время не могла… Почему так?!
В день бурно нахлынувших мыслей я от нечего делать во время поездки в метро гадала на Пашу. Глупо, конечно... Встала около карты метро, закрыла глаза, стала думать о нём, желая, чтобы судьба указала хотя бы – на какой станции метро он живет… Палец ткнулся в станцию метро «Новогиреево». Все внутри перевернулось, теперь я точно знала, что он живет именно ТАМ. Надо было найти повод поехать на эту станцию. Зачем? Откуда я знала, просто, надо было....