У Ромика

На следующий день, ближе к вечеру, позвонила Ритка и попросила съездить с ней домой к Ромику, чтобы забрать забытый там накануне свитер.
Ромик жил от нас очень далеко, и Ритке ехать к нему одной было скучно и страшно, потому что за окном уже начинало темнеть. Это потом оказалось, что они очень сильно поругались, и она не хотела одна ему показываться на глаза.
Я очень пожалела об этой поездке. Очень.
Ромик ждал Ритку, и обрадовался, когда увидел, а вот меня – нет.
– Рит, зачем ты сюда притащила свою Машу? –зашипел Ромик на Ритку, утащив её на кухню, но из-за того, что в квартире стояла тишина, я всё слышала. – Ты мне мстишь за то, что я оставил у тебя ночевать Кирилла?
Что ответила Ритка, я не разобрала.
– И как теперь мне с ней поступить? Рит, ты меня добить хочешь?
Если бы на дворе не было так темно, если бы это был бы не новый микрорайон, и я знала, где тут ходит транспорт, то сразу бы ушла. Я – нежеланный гость. Я – средство досадить. Прекрасный ход, подруга! Рита, а ты точно – подруга? Именно это я и хотела у неё выяснить, но не успела. На меня ледяной шокирующей волной обрушилось понимание того, кем я всё это время была для Ритки.
Увы, роль некрасивой подружки – это самая безобидная часть нашего содружества. Я вспомнила и свидание с Костиком, и как ездили за перуанской музыкой, и как Ритка бесилась, когда однажды, придя со мной на свидание к сказочному красавчику, лишилась внимания последнего, потому что тот из нас двоих выбрал меня.
Ритка так часто подло поступала, а я почему-то всегда входила в ее положение и не обращала внимание на некоторые фразочки, решив, что дружба всё же дороже и что они сказаны не всерьёз. И вот теперь из-за Риткиной причуды я стояла в коридоре чужой квартиры, и даже не знала – в каком районе Москвы мы находимся. Я стояла, пришибленная уверенностью, что сейчас хозяин квартиры меня просто выставит за порог. Куда я пойду? У кого буду спрашивать дорогу?
Ромик прошел ко мне в коридор.
– Маш, прости, если что не так, – он сел около меня на корточки и взял мои руки в свои. – Нам с Ритой надо серьезно поговорить наедине. Ты не будешь против, если мы тебя оставим на какое-то время? Давай я включу тебе компьютер – посмотри пока кино какое – нибудь. Давай я тебе налью чай… Хочешь?
Что мне оставалось делать, кроме как кивнуть головой в ответ.
На обратном пути я высказала Ритке всё, что думала, после чего какое-то время мы не разговаривали и делали вид, что не знакомы, даже в автобус садились через разные двери. Я думала, что Ритка начнет оправдываться, как-то задабривать меня, но нет. Пока мы ехали в автобусе до метро, мне на глаза попалась очень симпатичная девушка в модной курке, красивых сапогах и с аккуратной прической. Осмотрев девушку с ног до головы, я невольно посмотрела на её сумочку и увидела торчащую связку сосисок. Наверное, она ее купила, чтобы накормить ужином своего молодого человека. «Сейчас придет, поставит варить макароны, сварит сосиски… А где-то там, по улицам осеннего города, вот так же в автобусе едет Алиса и везет в своей сумке сосиски для Паши…», – вдруг подумалось мне, и накатило такое отчаяние, что я не смогла сдержать слёз. Сидящая напротив меня тётушка заметила слезинки на щеках и на весь автобус начала интересоваться, что со мной случилось. Какой ужас! На меня смотрел весь автобус! На меня смотрела девушка с сосисками и тоже подошла узнать, что случилось! Я совсем не ожидала такого поворота событий и растерялась от происходящего. Хорошо, на выручку пришла Ритка, которая со своей стороны решила, что это всё из-за поездки к Ромику.
– Ну, прости меня. Я же не думала, что так получится! Я думала, что заберу свитер и уйду, гордо задрав нос… Ромик только улыбнулся, и я забыла за что на него обиделась. Маш, я дурочка, наверное. Да? Маш, он не хотел тебя оскорбить…
– Да причём тут Ромик?!
– А что тогда? Кто виноват? – голос Ритки вдруг стал злым.
– Я?!
На Ритку я сильно рассердилась вплоть до того, что не хотела с ней общаться.
В голове плотно застряла мысль про Алису, везущую сосиски Паше на ужин, которая вспыхивала в голове в виде картинки из размытых городских огней через автобусное стекло. Я мечтала также спешить к кому – то домой, ждать его и заботиться только о нём, единственном.

Юля, шоколадка и… Лёша...

После Пашиной перепалки с очкариком я что – то совсем впала в сентиментальность. Всю неделю ждала новой поездки на Арбат и мечтала, что романтические события начнут стремительно развиваться, и между мной и Пашей начнет что-то
происходить.
И вот мы снова приехали на Арбат. И, конечно – задолго до начала концерта, потому что Ольга захотела посмотреть на
«Ежей». Кстати, и правда, почему-то очень давно было не видно этих ребят. Наверное, они где-то учились, и учёба не позволяла предаваться творчеству.
На месте привычного сборища «Трескачей» к тому времени набралось прилично народа: молодёжь распределилась вдоль всего театра – пёстрая, шумная и заразительно беспечная.
– Полезли в середину – глянем, что там! – по привычке скомандовала Ольга и первая полезла вперёд.
– Машка! Солнышко ты моё! – раздался откуда – то громкий Юлин голос, и через секунду появилась она сама – пьяная, слегка растрепанная и ужасно веселая. – Шоколадку хочешь?
– Шоколадку? – удивилась я, уставившись на знакомую. В руках у Юли, кроме бутылки пива, ничего не было.
– Макс! – позвала кого-то Юля, даже не глядя по сторонам. – Иди сюда!
Из-за её спины вынырнул молодой человек, осмотрел нас изучающе и спросил Юлю:
– Чего ты кричишь?
В отличии от Юли он был совершенно трезвый.
– У тебя шоколадка осталась?
Макс достал из кармана плитку шоколада и дал Юле.
– Это – Макс, мой молодой человек. Макс – это Маша, моя знакомая. А теперь иди, я тебя сама найду.
Макс кивнул головой и тут же исчез в толпе.
Разорвав обертку, Юля отломила мне половину и тут же закричала куда – то в толпу:
– Лер! Шоколадку хочешь? Миш! Шоколадку хочешь? – сладкое лакомство предлагалось всем, кто попадался на глаза.
Я обернулась, выискивая глазами Олю и Алю. Куда они пропали? Ведь только что стояли около меня.
– Паш, хочешь шоколадку?
Услышав это имя, я тут же повернулась обратно к Юле. Паша стоял за Юлиной спиной. Скорее всего он только что подошел, так как я его не видела в толпе.
– Хочу, – ответил он.
– Маш, у тебя шоколадка ещё осталась? – спросила Юля, обнимая меня за талию. Я протянула слегка подтаявшую сладость ей в руки.
– Паша, тебе две дольки или четыре?
– Я хочу, чтобы мне шоколадку дала она, – Паша посмотрел мне в глаза, а я, будучи будто под гипнозом, не могла оторвать взгляда от него, тонула и растворялась в его глазах. Я еле нашла в себе силы для того, чтобы отломить от шоколадки полоску и протянуть Паше. «А глаза – то у него оказывается каре-зеленые и ресницы очень длинные!» – отметила я для себя
– Покорми меня! – он приоткрыл рот, давая понять, что покормить его следует, как галчонка. Положив в приоткрытый рот отломленный кусочек шоколадки, я хотела убрать руку, но он не дал. Взял мою руку в свою и… поцеловал запястье. Не знаю, чего я больше – испугалась, удивилась или растерялась. В одно и то же время я хотела и убрать руку, и не хотела, чтобы это мгновение кончалось.
– О-о-о-о, с вами всё понятно! – хихикнула Юля. – Маш я пошла, найдешь меня потом.
Юля была где-то далеко. Да в этот момент, наверное, все и всё были где-то далеко.
– У тебя такие нежные руки, – его руки касались моих, а мы будто пожирали друг друга глазами.
– Машка, привет! А где Олька?! –Чей-то голос грубо опустил меня с небес на землю.
Я обернулась и не поверила своим глазам. Рядом с нами стоял
… Леша Баканков!
– Лёша? – воскликнула я, не справившись с удивлением. – Ты... Ты чего тут делаешь?!
Всё ещё сомневаясь, я рассматривала Лёшину фигуру. Так непривычно было видеть его не в хирургическом костюме, а – в самом обычном, брючном, который ему совершенно не шел.
– Да вы столько говорили об Арбате, что я решил приехать и посмотреть на всё сам. А Оля где?
Тут я заметила, что Паша смотрел на нас и…
– Я тут, с ребятами, – шепнул он мне на ухо и быстро отошел к своим выступающим друзьям.
Аля и Оля нашлись с другой стороны зрителей – они общались с Макаром.
– Посмотрите, кого я вам веду, – сказала я им.
– Лёша? Что ты тут делаешь?! – девочки хором повторили мою фразу, сказанную три минуты назад.
– Покажите мне концерт, на который вы все время ездите и этого…, на которого Машка запала, – попросил Лёша.
– Ты меня от него только что отпугнул. Спасибо тебе Лёшечка!
– буркнула я в ответ.
Как же я на него была зла! Неужели он не видел, что момент для неожиданной встречи вышел неподходящий?
Как раз в это время началось выступление – работали Эмир, Алик и высокий лысый мужчина, которого как я поняла, местная тусовка называла Папа.
Половину концерта Лёша послушно стоял около Оли, а потом начал канючить, что и ножки его устали, и делать тут нечего, и вообще с пивом около родного Проспекта мира гораздо прикольнее.
– Ну, что с тобой поделать, горе ты моё! – Оля, вздохнув, потрепала Лёшкины волосы на затылке. – Поехали на Проспект мира. Девчонки, до завтра! На работу прийти не забудьте.
Мы с Алькой проводили их до метро, постояли, пока Лёша допивал пиво, и вернулись к театру Вахтангова. Толпа заметно поредела, и среди тех, кто остался, не было Паши.
– А Паша где? – спросила я у какого – то парня, сама не ожидая этого от себя.
– Ушел вроде. Ты у Алика спроси, – парень махнул рукой в сторону небольшой кучки ребят и, кивнув нам на прощание, удалился в сторону метро.
Вот, опять не сложилось. А я – то окончание этого вечера видела совсем не таким.


Субботник

Утром нам объявили, что ближайшие выходные укорачиваются на один день – субботник. И кто только придумывает эти дурацкие обязаловки? Работать, когда хочется поспать до двенадцати, потом – бездельничать... У нас что, нет специально обученных уборщиков? Или кто-то там, наверху серьезно считает, что сотрудникам нечем себя занять в выходной?
Видимо, ожидался приезд большого начальства с ревизией.
Как же меня тянуло послать работу ко всем чертям, осознавая, что в субботу придётся ехать привычным маршрутом!
– Вот зачем я попрусь в больницу? – накручивала я себя, проснувшись в субботнее утро. – Целый час, а то и два сгребать сырую листву под мерзким, ледяным осенним дождём? Мёрзнуть, мокнуть и уставать. Может, сто́ит прогулять? Сказаться больной? Не прокатит.
Заведующий вчера на утренней пятиминутке сказал, что субботник для всех сотрудников обязателен, что от него будут освобождены только те, кто в день субботника дежурит; да и то в счёт того, что им дадут личные задания по уборке внутренних помещений. Отдельно он отметил – все заболевшие или прикинувшиеся такими позже отработают пропущенный субботник, только уже получат задания непосредственно от администрации. «Нет, – решила я, – лучше часик пострадаю с граблями, чем потом драить ординаторскую или ещё что-то подобное...»
Позже, я была рада тому, что не поддалась ленивым мыслям и явилась на работу.
Явка на субботник была, можно сказать, девяностопроцентная– проигнорировали призыв буквально три или четыре человека.
– Наша территория – правая сторона газона от въезда в больницу! – распорядился заведующий, раздавая сотрудникам грабли. – Перчатки – у Ольги Николаевны, мешки – у Дениса Леонидовича. Быстрее начнем – быстрее закончим, а потом всех ждёт сюрприз!
– Какой?! – живо отозвался дружный хор коллег.
– А я вот не скажу. А то вам будет не интересно работать!
– рассмеялся Лев Сергеевич и первым начал сгребать мокрую листву в кучу.
А субботник-то оказался на самом деле очень веселым мероприятием. Я с удивлением смотрела на коллег, на то, как их изменила неформальная обстановка. Какими же они были милыми вне субординации и дистанции – простые, искренние... Молодые доктора, ну, совсем мальчишки, носились, играя в догонялки, кидали друг в друга уже собранные в кучу листья, бесились и дурачились, словно школьники на перемене. Глядя на
них, невозможно было не смеяться.
Строгая Ольга Николаевна в косынке и Валерий Иванович в спортивной шапочке смотрелись, как парочка дачников, особенно когда взялись за грабли. Мы так быстро управились с заданием, что я даже не успела ни устать, ни замерзнуть. Всего лишь за двадцать минут на вверенном нам участке воцарился полный порядок – ни мусора, ни листвы.
– А теперь все идём в отделение! Руководство больницы подготовило нам подарок! – громко объявил Лев Сергеевич.
Это и правда, был сюрприз! Нам накрыли стол! Никто из присутствующих подобной щедрости от руководства больницы не ожидал.
Запечённые куриные окорочка, пара видов салата, фрукты и пирожки с повидлом. Как же это выглядело трогательно!
Оказывается, субботник может быть очень теплым, добрым, приятным и каким-то по-домашнему семейным.
Ещё утром я совершенно не хотела сюда идти, а теперь наоборот желала, чтобы день не заканчивался.
Весь коллектив был в сборе. Все тридцать человек (разумеется, кроме тех, кто дежурил по отделению) умудрились поместиться в маленькой сестринской комнатушке реанимации, но мы тесноты совсем не чувствовали. Сидеть было негде, поэтому коллеги разместились кто где смог – на подоконнике, на подлокотниках левого дивана... И на подлокотниках правого дивана тоже бы расселись, словно птички на проводах, но правый диван совершенно от дряхлости еле держался, и его берегли, а скорее опасались за собственную безопасность.
Спустя пять минут сестринскую наполнили шутки, смех, гомон; мужская часть коллектива наперебой травила веселые байки. А потом вдруг всё смолкло. И вот почему...
– Поехали мы прошлой осенью на охоту. Экипировка – всё, как положено: ружья, сапоги, патронташ, рюкзаки, – начал рассказывать Валерий Иванович.
– А на кого поехали охотиться? – спросил кто-то.
– На кабана. А с нами мужичок увязался один; тот наколотил себе в рюкзак что-то очень много всего, да и рюкзак у него был сам по себе огромный. А мужичок – здоровяк такой: роста под два метра, плечи широченные, лапа – размер пятидесятый, не меньше. Идём, значит; он – первым. Прёт, как паровоз, топает, пыхтит. А мы же, охотники, должны тихо идти. А чем дальше, тем лес гуще. Нам то, остальным, сложно пробираться – ветки, трава мешаются, а у него рюкзак его самого шире. Мы ему говорим, мол, Кузьмич, кидай рюкзак – ты с ним не пройдёшь. Нет, не поверил. Так и пёр дальше, как бульдозер. Голову втянул в плечи и – напролом. Мы опять его уму разуму учим – ты всех кабанов, мол, в радиусе десяти километров распугал... А он не верит. Среди нас был деревенский, приколист ещё тот; он возьми и ляпни Кузьмичу: «У нас здесь леший живёт. Он тех, кто громко топает, за шиворот сзади хватает и в берлогу к себе тянет». Ну, сказал и сказал; посмеялись мы над лешим и дальше идём, но теперь Кузьмич почему-то в арьергард переместился: типа, подустал. Идём, уже потихоньку, не топаем, вглядываемся в лесную чащу, и вдруг сзади раздается вопль ужаса. Признаться, у меня от неожиданности чуть сердце не остановилось. Испугался, короче, я. И вопль-то такой, что и сейчас в ушах стоит. Оборачиваемся, а наш Кузьмич висит между деревьев, на расстоянии от земли в сантиметров сорок, не меньше. Висит, орёт, ногами дрыгает… Оказалось, что он своим рюкзаком зацепился за ветки деревьев. И нет, чтобы вернуться назад, отцепиться как-то, он решил, что если попрёт вперед, то они сами отцепятся. И главное, никого из нас не позвал на помощь. И вот он рвался вперед, рвался, и в какой-то момент ветки его победили, и приподняли над землей. А может, и правда, Леший проучил. В тот день мы больше не охотились. Домой вернулись.
В дежурке всё это время стояла тишина – так люди были увлечены рассказом.
– Что у вас так тихо? Я думала, вы по домам разошлись. Честное слово! – в дежурку вбежала Маша, она же – Алла. – Дайте что-нибудь съесть! У нас там непроходимость, сейчас на второй внематочную привезут.
Маша подлетела к столу, схватила тарелку и стала себе торопливо накладывать салаты и курицу.
– Положите мне пирога, а ты, Ириш, чаю налей. Люд, моему доктору тоже курицу с салатом положите и пирог. Я ему наверх отнесу, а то не успеет сюда. Дайте сяду куда-нибудь…
Маша покрутила головой, выискивая место, куда можно пристроить пятую точку, но все места пригодные для сидения были заняты: большая часть коллектива кушала из своих тарелок стоя.
– Я тут…, – Маша смело уселась на подлокотник правого дивана.
– Маш, он не прикручен к дивану. Упадешь, – предостерег кто-то из девушек.
– Я осторожно. Видите, я только опёрлась на него, я ж не сижу всеми своими килограммами.
– А мы однажды пошли по грибы…, – решила продолжить лесную тему Ирина, и в дежурке снова стало тихо. – У моего дядьки была собака, дворняжка, но – крупная…
Маша вдруг покачнулась, раздался оглушающий треск, и правый диван с жутким грохотом осел на один бок. Его правый подлокотник отвалился, отправив Машу на пол. Падая, Маша попыталась задержать свое падение и схватилась за ноги стоящего рядом с ней Дмитрия Олеговича. Смягчить свое падение у неё, конечно, не получилось, но каким-то образом удалось стащить с доктора штаны.
Коллектив потрясённо уставился на сломанный диван, Машу, уткнувшуюся лицом в салат и совершенно невозмутимого доктора в красных труселях с пирожком на тарелке.
– Ну, что, Маша, доигралась? – спокойно пробасил доктор Дмитрий Олегович.
Смеяться над комичной ситуацией было как-то неловко, но я не сдержалась.
Маша, это – Маша. У неё вечно, что ни день, то – приключение.
Минут через десять субботник был объявлен завершенным и все разошлись по домам.

Гена Алынин

Только я вернулась домой с работы, только переступила порог родной квартиры, как раздался телефонный звонок.
– Маш, скорее включи первый канал! Скорее! – кричал в трубку Гена Алынин, знакомый с Арбата. Не знаю почему, но я его голос узнала сразу. Послушалась и бегом кинулась к пульту, чтобы включить Первый канал; там показывали новости.
– Включила? – торопливо спросил Генка.
– Да...
– И что видишь?
– Пока, просто смотрю...
– Смотри, дом показывают?! Это – мой дом! Представляешь?! У нас сегодня банк ограбили! Иду с работы, а около дома – полиция, телевидение! – восторженно докладывал Алынин. – Эх, жаль я не видел момента ограбления! Почти, как в кино…
Я очень даже понимала Геночку и все его радости от показанного репортажа: ведь это было так необычно – видеть свой дом и знакомых на экране. Помню собственные эмоции, когда в какой-то программе показали нашу улицу.
– Маш, а ты сегодня вечером что делаешь? – спросил вдруг Гена.
– Ничего.
– Пошли гулять на Арбат. Бери подружек; послоняемся по улице, поболтаем... Может быть, кого – нибудь встретим.
На какое-то мгновение у меня возникла мысль, что это – приглашение на свидание, что, наверное, я Гене приглянулась, но немного поразмыслив решила, что ошибаюсь. Если бы я ему и правда приглянулась, то Гена бы позвал меня гулять одну. И тогда бы в прошлый раз он проводил бы меня до дома, а не бросил в метро, и тогда бы позвонил не через несколько дней, а гораздо раньше.
«Хочу ли я на эту прогулку? – задала мысленно вопрос я себе и тут же на него ответила – Хочу!!!»
Через два часа я вместе с Алей и Генкой выходила из стеклянных дверей станции метро «Арбатская».
На улице было уже довольно темно и по-осеннему прохладно, и чтобы хоть как-то спрятаться от влажного ветра я плотнее закутала шарф на шее. При этом я увидела краем глаза, как Аля застёгивает все пуговицы на своем пальто и поднимает вверх воротник. Что ж – пришла настоящая осень.
Народ торопился домой, по направлению к зданию метрополитена двигалась плотная пешеходная толпа; нам пришлось лавировать в людском потоке, то и дело теряя друг друга из вида. В конце концов Гена взял нас обеих под руки, чтобы не потерять.
Вот так втроём мы и спустились вниз в «Трубу», готовясь перейти на ту сторону, где находилась «Прага», когда Гена вдруг встрепенулся.
– Черт! – наш кавалер остановился на самой нижней лестничной ступеньке. – Забыл… Сигареты не купил... Подождите, я сейчас…
Генка рванул обратно наверх.
Внизу, в само́м переходе, вдоль стен стояло несколько столов с сувенирами, сладостями и колготками; от нечего делать мы с Алей стали рассматривать сувениры – свистульки, значки, брелоки, шапки – ушанки... Среди прочей ерунды, стоящей на прилавке, я заметила изящную хрустальную балерину, и рука сама потянулась к статуэтке.
Какая же она была красивая: пачка, сделанная из обычного стекла, казалась лёгкой и невесомой... Восхищало в ней всё – стройные ножки, пуанты, строгая прическа....
– Почём эта прелесть? – из созерцания красоты меня вырвал чей-то голос. Надо мной наклонился высокий, плотный мужчина, с виду – не то казах, не то киргиз.
– Я – не продавец, просто, смотрю товар, – поспешила я оправдаться и принялась искать глазами того, кто на самом деле торговал, чтобы узнать для дядьки цену на балерину.
– Мне не кукла нужна. Я интересуюсь другим, – неожиданно заявил не то казах, не то киргиз.
В первый момент я даже не поняла, о чём он говорит, но потом, заметив – какими глазами он меня буквально пожирает, до меня вдруг стал доходить смысл его фразы.
– Да что вы что такое себе вообразили?! – возмутилась я.
– Меня интересует цена; можно сразу за обеих, – спокойно продолжал мужик.
Дать пощечину! Сейчас же! Немедленно!
Я оценила взглядом габаритную фигуру дядьки, мысленно представляя, как он отреагирует, и тут меня осенило, что треснуть наглеца сможет Гена, и это будет посильнее моего кулачка.
– Вали отсюда! Сейчас Гена придет, он тебе устроит!
– выговаривая фразу, я постаралась сделать злое и пренебрежительное лицо. Бросив её, я тут же снова отвернулась к лотку и ... расстроилась: кто-то уже успел забрать балерину. Всего на одну минуту отвлеклась, а её уже не было.
Нахальный гражданин никуда не ушел, а встал за моей спиной, сложив свои огромные лапищи на животе.
Наконец вернулся Гена.
– Всё, купил. Пошли! – Гена окликнул нас, показав зажатую в руке пачку сигарет.
– Это и есть Гена? – потрогал меня за локоть гражданин и, не получив ответа, отвел Гену в сторону; они перекинулись несколькими словами, потом гражданин вернулся к нам. – Простите, пожалуйста…
И тут же удалился быстрыми шагами.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Гена вслед ретировавшемуся мужику. – Забавный тип. Решил, что вы – проститутки, а я – сутенер; просил продать вас на часок.
Мне стало смешно и в то же время неприятно.
После этого инцидента мы долго слонялись по улице, болтали, рассматривали витрины. Неприятный осадок прошёл, хотя никого из знакомых мы так и не встретили.
Всю прогулку у меня на языке вертелись вопросы о Паше, но я так и не рискнула задать ни одного – поводов не возникло.
– Пошли завтра снова на Арбат? – предложил Гена, провожая меня домой.
– Пошли, – согласилась я. – В принципе, неплохо же погуляли.
– Замечательно погуляли! – согласился Гена.
На следующий вечер мы снова отправились на Арбат, но уже вчетвером – к нам присоединилась Ольга, которая вчера дежурила, и в этот раз мы все встретились в условленном месте сразу после работы.
За время пока мы были на Арбате, нам повстречалось очень много людей, знакомых с Геной, и точно так же, как и во время прогулок с Юлей, эти люди относились к нам с девочками так, словно давно нас знали – парни здоровались с нами за руку, какие- то девицы обнимали нас, будто старых подруг, и спрашивали – видели ли мы кого-то, называя при этом совершенно незнакомые имена.
– Да мы только приехали и никого ещё не видели, – отвечал за всех Гена.
Я быстро подхватила его фразу и тоже начала ею отбрыкиваться ото всех, кто пытался у меня что-то узнать.
Рядом со стеной Цоя мы встретили Витю «Мальборо» с двумя девушками и рыжим пареньком, внешне очень похожим на лису. Парни обменялись рукопожатиями и какими – то своими новостями, а со мной вдруг заговорила одна из его спутниц.
– Приветик, как делишки? Смотри, у меня – новые бусики, – девица расстегнула ветровку и показала простенькие круглые деревянные бусы с тремя треугольными имитациями клыков. – Вчера купила у метро.
Девушка вопросительно посмотрела на меня, ожидая реакции, и мне пришлось сказать, что бусики очень симпатичные и нравятся мне. После моих слов счастливая обладательница дешёвого украшения расцвела и гордо затараторила:
– Юрчикова сейчас встретили, а он их увидел и говорит: «Ой, это ты себе выбитые зубы Симанихи повесила?». Я же с ней подралась в понедельник…
Видимо, я такими обалдевшими глазами смотрела на неё, что «Мальборо» заставил девицу уйти за спину рыжему парню, грубо дернув за руку.
– Маш, прости, пожалуйста. Она – очень простая, и не соображает – кому чего несёт. Она не со зла… Ладно, ребят, мы пойдем.
Мы помахали друг другу на прощание руками и разошлись в разные стороны.
Около зоомагазина мужик продавал ужат, ползающих в большой пятилитровой банке.
Тридцать рублей – гласила надпись на помятом клочке бумаги, приклеенном синей изолентой к банке.
– Фу, гадость! – сморщила нос Ольга и отошла в сторону.
– Какие милые! – пискнула Аля и подошла к банке поближе. Ужикам в банке было тесновато; они тянули свои тельца- ниточки вверх, переплетались, сталкивались и падали снова на дно. Забавные; правда от банки, как и от обладателя ужиков,
очень дурно пахло.
– А собачке на корм не подадите? – обратился к нам мужик, и я заметила у его ног маленькую дворняжку и картонную табличку с просьбой о помощи.
– А ужат покупают? – спросила я, отсыпая в коробочку для монет несколько медяков.
– Ещё ни одного не купили, – улыбнулся мужик.
– А хотите – я вам по ужику куплю? – обратился вдруг Гена к нам с Алей.
– Ой, не надо! – замахала я руками, представив – как мужик влезает рукой в банку, ловит ужика и подаёт мне. А я его куда дену? Я что, должна буду его потрогать рукой? Бррр…
Я быстро перебежала к Ольге и оттуда стала наблюдать. А мужик всё – таки открыл банку, достал одного ужа и протянул Але, которая сразу же погладила змейку по маленькой головке.
– Ты что, его купила?! – воскликнула Ольга.
– Я что, с ума сошла? – рассмеялась в ответ Аля. – Я всего лишь попросила его потрогать… Где теперь можно мне помыть руки?
Концерта у Вахтангова в этот вечер не было; возле зоомагазина выступал «Кураж», а напротив Спасопесковского переулка своё мастерство демонстрировали три гимнаста. Пока я, Оля и Гена смотрели на их выступление, Аля куда-то исчезла; мы нашли её в метрах двадцати от нас, около рекламного столика тату – салона.
– Ты что тут делаешь? – спросила я.
– Татуировку выбираю себе, – Аля увлеченно листала толстенный альбом с рисунками.
– Чего выбираешь? – переспросил Гена.
– Временную татуировку хной, – вместо Али ответил бритоголовый парень, сидевший за столиком.
– Это как? – удивилась Ольга.
– Временный рисунок, – пояснил парень. – Он держится от нескольких дней до недели. Человек его делает, чтобы понять – действительно ли он хочет себе татуировку или хочет ли именно эту?
– Аль, ты что с ума сошла? – стала я оттаскивать Алю от стола.
– Маш, успокойся! Я никакой татуировки себе не хочу делать, но мне интересно: как это – иметь на себе татуировку. Это же – всего неделя.
– Девушки, а что вы теряете? Стоит копейки, исчезнет же картинка через несколько дней. Попробуйте! – подначивал парень, и мы все повелись.
Рисовали нам прямо тут, на улице, за этим же столиком.
Парень только вынес флакон с хной и кисточки.
Никто времени не засекал, но сам процесс был веселым и интересным. Когда влажная кисточка касалась кожи, было щекотно и приятно, а когда мастер объявил, что рисунок готов, появилось внутреннее ощущение, что во мне что- то изменилось, словно выросли за спиной крылья… Домой на своей правой руке, чуть ниже плеча, я несла какой-то замысловатый узор. Аля шла со скорпионом на пояснице, а Ольга – с цветком на тыльной стороне ладони. Гена от сомнительной затеи напрочь отказался.


Витрина

В нашей последней прогулки, когда нас сопровождал Гена, прошло чуть больше двух недель. Мы по-прежнему с девочками почти каждый день ездили на Арбат, но наши поездки не имели смысла: улица как-то вдруг опустела – концертов нет было, тусовок тоже... Знакомые не попадались; даже Алынин больше ни разу не позвонил. Каждый день я ездила на Арбат, надеясь встретить Пашу или кого-то из его друзей, а вечером, никого так и не встретив, возвращалась обратно и верила, что вот завтра он наконец появится.
Видя моё расстройство, девчонки меня подбадривали:
– Он же уезжал летом на гастроли. Может быть, и сейчас на Арбате никого нет, потому что все разъехались. Жизнь актеров она такая – то тут, то там. Просто, надо подождать.
И я ждала. А что ещё оставалось делать?
Если раньше Паша был призрачным образом, силуэтом в толпе, мистическим умопомрачением, то теперь наваждение обрело цвет глаз, дыхание, тепло рук... Я чувствовала на себе касание его губ.
Всё чаще и чаще я погружалась в свои грёзы и не хотела возвращаться в реальность.
– Маша! Маша! – окликала меня мама, выдергивая из очередной мечтательной задумчивости. – Что ты там в окне увидела? Тебе есть задание: надо съездить к Рите Васильевне и забрать у неё платок.
– Куда? – удивилась я, с трудом осознавая, что до этого сказала мама.
– К Рите Васильевне, нашему повару. Она привезла для бабушки косынку из Оренбурга. Съезди и забери у неё, а то она завтра опять уедет. Адрес сейчас дам.
Я тут же прочитала на бумажке, которую мне через минуту вручила мама: метро «Академическая», улица Гримау, дом 14, квартира 46.
Ехать ужасно не хотелось, но что делать, если мама велела...
Доехав до «Академической», я поднялась на поверхность и медленно побрела вдоль улицы, снова погружаясь в сладостные мысли: «Интересно, где сейчас Паша? На работе, в театре? Репетирует новую роль или учит танец? Если, например, Паша уехал на гастроли, то куда пропали остальные? Не могут же все сразу уехать? А может быть, они сейчас тусуются в другом месте? Разве так не может быть? Где-нибудь в парке Горького. А вдруг Паша заболел? Или у них случилась эпидемия, и заболели сразу все? И тут меня пронзила догадка – Паша попал в полицию! Точно!Их всех посадили за уличные концентры!
Перед глазами тут же явственно нарисовалась одна картинка: когда мы с Юлей первый раз были вместе на Арбате, то стали свидетелями того, как полиция задерживала музыкантов. Два парня пели под гитару песенки. Пели они и играли на гитарах так себе; возле них не было зрителей, а в коробочке для денег лежало всего несколько монет. Не знаю, чем уж они так не понравились полиции, но к ним подошел наряд.
– Вы что тут делаете? – спросил один из полицейских.
– Поём.
– А ты кто такой, чтоб тут петь?
– Артист, – не моргнув глазом, ответил парень.
– Ишь ты... Артист выискался… У артиста есть имя, талант, артист должен выступает на сцене.
– Так весь мир – сцена, – парировал парень, посмеиваясь.
– А имя у артиста есть? – полицейский подошел к парню поближе.
– Есть. Я – голубь.
– Кто ты????! – у не ожидавшего такого ответа полицейского от удивления так расширились глаза, что даже фуражка приподнялась чуть-чуть наверх.
– Весь мир – сцена, а я – голубь мира! – уже открыто хохотал парень, уверенный в том, что ему ничего за это не будет, потому что вокруг собралась толпа зевак, но он ошибся. Полиция тут же скрутила им руки и увела в подворотню. Мне стало как-то не по себе. Я понимала, что сейчас парней попросту изобьют в подворотне за дерзость.
– Ребят надо выкупить! – раздался чей – то голос, и толпа зевак одобрительно загудела. – Они их скорее всего в отделение потащили.
Оказалось, что внутри двора, куда наряд увел парней, располагалось местное отделение полиции. Несколько человек отделилось от толпы и исчезло во дворе. Остальные не расходились, обеспокоенные судьбой музыкантов. Через десять минут вернулись ушедшие.
– Так и есть: они в – в «обезьяннике» отделения. Менты хотят за них триста. Народ, давайте скинемся! Ну, жалко же парней – ни за что взяли.
В течение пары минут шапка парламентёра наполнилась деньгами – накидал кто сколько смог. Нужная сумма набралась быстро, и буквально через десять минут «Голубь мира» с товарищем под аплодисменты заботливых прохожих снова оказались на улице.
Вспомнив ту историю, я живо представила, что полиция могла задержать вот так и всех «Трескачей». Если они задержали парней за то, что они просто тренькали по струнам, то почему бы не задержать Пашу и его друзей за дерзкие куплеты. И почему я раньше не догадалась? Почему такая мысль ни разу не пришла мне в голову?
– Девушка… Девушка… А что там такое? – чей-то голос вернул меня в реальность.
В первое мгновение я даже не поняла – где нахожусь, что передо мной и кто эти две пожилые дамы?
Оказалось, что я так увлеклась переживаниями о Паше, настолько погрузилась в себя, что, потеряв связь с реальностью, как шла по прямой, так и уткнулась носом в витрину закрытого на ремонт магазина.
Передо мной как бы происходило задержание уличных музыкантов, потом все мысли перескочили на «Трескачей», а в реальности я стояла в прострации, пялясь через пыльное грязное стекло на пустое помещение, заставленное банками с краской и стремянками.
Я, видимо, с таким ошалевшим видом уставилась на витрину, что стали останавливаться прохожие и тоже смотреть – что же меня там такое привлекло и, не найдя никакого интересного объекта, решили узнать у меня – что же такое меня заинтересовало?
Господи, как же мне в тот момент стало неудобно. Может быть, что – то и стоило ответить собравшимся, но я не нашла ни одного разумного слова и спешно удалилась. И мне было всё равно, что кто-то возможно посчитал меня странной и эксцентричной.скачать dle 10.5фильмы бесплатно